Неделя 14-я по Пятидесятнице, по Воздвижении. Притча о брачном пире (проповеди)

по Воздвижении

Утр. — Ев. 3-е, Мк., 71 зач., XVI, 9-20. Лит. — Недели по Воздвижении: Гал., 203 зач., II, 16-20. Мк., 37 зач., VIII, 34 — IX, 1. Ряд. (под зачало): 2 Кор., 170 зач., I, 21 — II, 4. Мф., 89 зач., XXII, 1-14. Вмц.: 2 Кор., 181 зач., VI, 1-10. Лк., 33 зач., VII, 36-50.

Апостольское чтение на Литургии
(2Кор.1:21-2:4. – Зачало 170)

[Причины отложенного путешествия в Коринф]

[Братья,] утверждает же нас с вами во Христе и помазал нас Бог, Который и запечатлел нас, и дал залог Духа в сердца наши.

Я же призываю Бога в свидетели на душу мою, что до сих пор не приходил в Коринф потому, что щадил вас. Это не значит, что мы господствуем над вашей верой. Нет! Мы содействуем (букв.: мы сотрудники) вашей радости, потому что вы стоите в вере.

Я рассудил для себя так: не приходить к вам снова в печали (или: с огорчением). Ибо если я огорчаю вас, то кто же меня обрадует, как не тот, кого я огорчил? Об этом самом я и написал вам, чтобы, придя, не иметь огорчения от тех, о которых мне надлежало бы радоваться. Ведь я уверен во всех вас, что моя радость – радость для вас всех.

От великой скорби и стесненного сердца я написал вам со многими слезами не для того, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам.

Евангельское чтение на Литургии
(Мф.22:1-14. – Зачало 89)

[Притча о брачном пире]

[Сказал Господь такую притчу:]

Царство Небесное можно уподобить тому, как если бы некий царь устраивал брачный пир для своего сына и послал рабов своих скликать званых на пир; но те не пожелали придти.

Он сызнова послал других рабов, велев сказать званым: «Вот, пир мой я устроил, быки мои и скот откормленный закланы, и всё готово; спешите на свадебные торжества!»

Но они, пренебрегши его словами, ушли: кто на поле свое, кто в лавку свою; а оставшиеся схватили рабов его, надругались над ними и убили их. А царь разгневался, и, послав войска свои, истребил убийц тех, а город их спалил.

А потом говорит он рабам своим: «Пиршество приготовлено, однако званые не оказались достойны; так ступайте же на перекрестки и скликайте на брачный пир всех, кого только ни повстречаете!»

И вышли рабы те на улицы, и собрали всех, кого только нашли, и злых и добрых; и пиршественный покой наполнился возлежащими.

Но царь, войдя посмотреть на возлежащих, увидел там человека, одетого не в праздничное одеяние, и говорит ему: «Любезный! Как ты вошел сюда, не имея праздничной одежды?» А тот молчал.

Тогда царь сказал слугам: «Свяжите его по рукам и ногам и извергните во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубовный!». Ибо много званых, но мало избранных.

Проповедь митрополита Сурожского Антония

Неделя 14-я по Пятидесятнице. Притча о брачном пире

Мф.22:1-14.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Братья и сестры! Все мы призваны Богом, нашим Творцом, к вечной жизни, к тому, чтобы войти в это изумительное Таинство Любви, которое представляет собой Царство Божие. Все мы призваны быть Божьими детьми, быть Ему родными, более того – мы призваны видеть во Христе, Который стал человеком нас ради, брата по человечеству и Бога по природе. Через это мы можем увидеть в нашем Боге Отца и стать, по дивному слову апостола Петра, причастниками Божественной природы.

Но сегодняшняя притча нас предупреждает о том, что не все, кто призван, войдут в эту славу. Разве мы не похожи на людей, описанных в сегодняшнем Евангелии и в другом отрывке (Лк.14:16-24), который мы читаем тоже в один из воскресных дней? Разве мы не говорим Богу: я купил кусочек земли, участок, – я должен его освоить, он – мой… Через это мы теряем нашу свободу и не можем идти к Богу, потому что мы врастаем в эту землю под предлогом, что мы ею обладаем, тогда как она над нами получает власть… Разве мы не говорим Богу постоянно: «Господи! у меня есть дело, – поэтому я вспомню о Тебе потом, помолюсь Тебе когда-нибудь позже, но сейчас я должен делать, я должен творить; разве я не призван себя выразить до конца, стать творцом?..» Но проходят годы, десятилетия – и никогда не приходит момент, когда мы говорим: сделано наше дело на земле, я от него теперь свободен; теперь я могу забыть всё земное и быть лицом к лицу с Богом, вместе с Которым, ради Которого, во имя Которого я всю жизнь жил и творил… В другом варианте этой притчи некто из призванных говорит: я женился, – мне некогда прийти к Тебе. То есть: у меня своя, земная радость, мне некогда разделить Твою, мне довольно моей. Твоя радость у меня что-то отнимет: время, какой-то кусочек сердца, что-то из моего живого чувства придется перенести на Тебя, – а я хочу все сохранить для себя…

Разве мы не поступаем так постоянно, разве мы не страшно похожи на этих призванных, которых любил царь, то есть любил (и любит!) Господь?! Он зовет нас к Себе, но нам на Него времени нет: земля, дела, собственное счастье – этого достаточно, чтобы оторвать нас от вечности, от Живого Бога, от самой Любви. И как же поступает Господь в этой притче? Он обращается к Своим слугам и говорит: раз призванные не захотели прийти, то позовите теперь тех, кому и в голову не пришло бы прийти, потому что кто бы их пустил? Пойдите, соберите нищих, соберите хромых, слепых, разбитых жизнью, оскверненных жизнью, таких, которые через жизнь пронесли только изнурение души и тела, лохмотья жизни, – пусть придут!

И они приходят, они спешат, они отвечают на милость – изумлением, на любовь – благодарностью, они спешат с чувством стыда: как же им предстать перед царём? Как же им войти в это Царство Божие, в эти светлые Божьи палаты?… Как же, на самом деле, в лохмотьях, которые остались нам от славы нашего первородства, войти в Царство Божие?… Но в дверях каждого встречает Божия любовь – каждый встречает Спасителя Христа, Который на Кресте отдал Свою жизнь, чтобы иметь право каждому сказать: «Войди!», каждого очистить, каждого омыть, каждого одеть в брачную одежду, вернуть ему славу первородства, изначальную славу, красоту, сыновство. И все входят, изумленные, трепетные, благодарные. Один только не в этом духе пришел; он пришел, потому что слышал, что здесь кормят. Он – голодный и сможет досыта поесть; он холодный – там будет тепло: он бездомный – там будет кров. У него нет чувства благодарности или изумления перед этим; он только радуется тому, что представился такой дивный случай утешиться за всю горькую, бездольную жизнь. И он прорывается – неочищенный, непрощенный, неомытый, неосвященный, в лохмотьях и грязи своей – к пище.

Нам это кажется таким непонятным, таким страшным: неужели он не мог подумать о том, кто его приглашает, благоговейно, трепетно очиститься, чтобы хоть напоследок можно было войти в это Царство?.. Но разве не на него именно мы так постоянно похожи? Когда мы идем к Богу в молитве, когда мы идем к Богу в причащении Святых Тайн – о ком и о чем мы думаем? Разве почти каждая наша молитва не исчерпывается словами: «Господи, дай, дай, защити, избави, дай!» Разве мы не смотрим на Самого Бога просто как источник, из которого мы можем получить всё, что мы потом (как блудный сын) растратим – растратим грехом, растратим недостойно: недостойно не только Бога и Его любви, но и самих себя?… «Дай, дай!» – и ничего другого. А когда Он даёт – как редко мы говорим: «Благодарю Тебя, Господи!»

Ко мне часто приходят люди и говорят: «Я хочу причаститься, потому что мне тяжело, потому что душа моя изныла, потому что жизнь во мне – уже и не жизнь, а полусмерть…» Получается, что и причащаемся мы для того, чтобы от Бога взять последнее: Его жизнь, Его собственную жизнь, чтобы пожить мгновение, а затем растратить эту жизнь. Святой Серафим Саровский говорил одному посетителю: «Да, Бог слышит тебя; да, Бог исполняет твои молитвы: но разве ты не понимаешь – какой ценой?» – Всей жизнью, всеми страданиями, всей смертью, всем сошествием во ад Сына Его Единородного…

Подумаем и мы: не похожи ли мы на первых званых, которые отказались прийти, потому что довольно им земли, не нужен им Бог и небо? Или на тех, которые вспоминают Бога только тогда, когда обездоленность дошла до предела? Тогда они вдруг вспомнят (или обнаружат), что можно от Бога получить то, что они уже имели и растратили, – что можно хотя бы мгновение этим пожить, поживиться, а затем вновь бездумно растратить? Как будет страшно – не потому, что Бог нас отвергнет, не потому, что Он нас осудит, – когда мы станем (когда-нибудь: на земле ли, после смерти ли) перед Богом и вдруг поймем, как мы были любимы и как мы были всю жизнь безразличны, забывчивы, себялюбивы: как мы к Нему относились бесчеловечно… Подумаем об этом: пусть проснётся в нас всё благородное и светлое: изумление перед Его любовью, перед Его красотой и личностью, благодарность перед Его милостью и лаской и заботой, тем уважением, с которым Он к нам относится, и если мы можем ещё – ответим Ему любовью.

Сейчас еще есть время. Но как бы не пришёл момент, когда мы скажем: «О, ужас, – поздно!..» Аминь.

4 сентября 1977 г.

Проповедь протоиерея Вячеслава Резникова

Неделя 14-я по Пятидесятнице. О званых, призванных и изгнанных

Мф.22:1–14

2Кор.1:21–2:14

Некий царь сделал «брачный пир для сына своего, и послал рабов своих звать званых на брачный пир». Но они «не хотели прийти». Царь отправляет новых посланников. Может быть предыдущие что-то не так передали, или званые что-то не так поняли, – так объясните им: «вот, я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото, и все готово; приходите на брачный пир».

Царь звал не на работу, не на службу, а на пир. Но они погнушались чужой радостью. У них сразу нашлось «дело поважнее», и они пошли, «кто на поле свое, а кто на торговлю свою». Пренебречь любовью, ничего не требующей взамен, пренебречь заботой и стараниями – что может быть обиднее и бесчеловечнее? Но именно так они и поступили.

Почему же? – Позванные царем, они очевидно были достойны царского приглашения. Но похоже, они так раздулись в этом своем достоинстве, что сочли его абсолютно своим, забыв, что всякое достоинство в царстве – только от царя! И настолько раздулись, что те, у кого не нашлось под рукой никакого дела, – поступили еще более откровенно: «схвативши рабов его, оскорбили и убили их».

И тогда царь решил дать достоинство другим, призвать на пир тех, кто еще не имеет никакого достоинства. Теперь Он говорит рабам: «пойдите на распутия, и всех, кого найдете, зовите на брачный пир». И рабы собрали всех, кому совсем уж некуда идти, у кого ни поля, ни торговли, ни даже дома или родных. И вот, «брачный пир наполнился». Какое чувство поистине нечаянной радости, какое чувство благодарности должны испытывать эти гости, с каким вниманием и предупредительностью должны вести себя!

И вдруг «Царь, вошед посмотреть возлежащих, увидел человека, одетого не в брачную одежду, и говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде»? А правда, как он мог войти без нее? Ведь брачную одежду давали всем приходящим. Ведь он же видел, что все берут ее, видел, что на нем такие лохмотья, в которых нехорошо входить в дом радости. И сколько надо было дерзости и пренебрежения ко всему и ко всем, а главное – к самому царю, чтобы оказаться на пиру все же без брачной одежды! Ему и оправдаться-то нечем, поэтому, обличаемый царем, он молчал. Он и уходить не хотел, и прощения просить не собирался. И царю ничего не оставалось, кроме как сказать слугам: «связавши ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю».

Господь призывает нас в Свою Церковь, на брак Сына Своего, на Его спасительную Вечерю. И мы готовы ради этого отложить все дела… кроме одного-единственного. И грехов своих мы ради Царствия Небесного не оставили. В лучшем случае грехи сами уже оставили нас, по нашей старости или немощи, сделав с нами в свое время все, что хотели. И не хотим мы принять брачную одежду добродетелей, не хотим читать Святое Евангелие и вникать в самый дух учения Христова.

Но все-таки нам кажется, что мы на брачном пиру. Вроде бы не во тьме, и вроде бы нам не плохо. Но это лишь до поры, пока подойдет к нам хозяин и потребует отчета. «Бога призываю во свидетели на душу мою, что, щадя вас, я доселе не приходил», – говорит посланец этого хозяина. И снова предупреждает: «когда опять приду, не пощажу» (2Кор.13:2).

Есть только Бог и безбожие. И – либо с Богом, на брачном пире Его Сына, в светлой одежде добродетелей, в радости, в палатах Царствия Небесного, либо – за пределами жизни и радости, где тьма «внешняя», где поэтому «плач и скрежет зубов», где не богатые и не бедные, а – «псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду» (Откр.22:15). А третьего не дано.

Проповедь протоиерея Вячеслава Резникова

О стыде

Мк.8:34-9:1.

Гал.2:16–20

В последнем чтении, посвященном Кресту, Господь говорит: «Кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами».

Впервые чувство стыда люди испытали, когда нарушили Божью заповедь, вкусив от запретного плода. «В тот миг открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья и сделали себе опоясания» (Быт.3:7). Едва отступив от Бога, люди тут же почувствовали, что потеряли некий покров, и ощутили себя и друг перед другом, и пред Богом, – обнаженными, незащищенными, хоть сквозь землю провалиться. Как и ныне чувствует себя пойманный и обличенный.

Но стыдящийся потому и стыдится, что все-таки признает законы, по которым живут окружающие. А ведь бывают и такие, о которых Пророк говорил: «Стыдятся ли они, делая мерзости? Нет, нисколько не стыдятся и не краснеют» (Иер.6:15).

Бывает же и так, что человек старается жить по заповедям Христовым, а вокруг все не только делают противоположное, «но и делающих одобряют» (Рим.1:32). А ведь в каждом живет инстинкт общечеловеческого братства, желание быть как все и со всеми. И если я лишь умом христианин, то соприкосновение с грешным, прелюбодейным миром может ввергнуть в сильное уныние. Как говорит поэт, «теория суха, а древо жизни зеленеет». Жизнь бьет ключом, а я тут со своим юродством Креста и «сказками» о Воскресении! А за спиной у меня – что? Наша внешняя церковная жизнь, если взглянуть сторонним, придирчивым взглядом, очень уязвима для критики. И вот появляется тайная зависть к тем, кто живет просто и весело; а также – стыд: и за свою веру, и за своих социально неустроенных братьев. Стыдно сделать добро, стыдно быть целомудренным, стыдно быть честным. А если так, значит мир не только внешне побеждает: значит ты и по совести признаешь его правоту.

Понимая опасность такого стыда, Господь не ограничился словами. Он тут же пообещал: «Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе». И вскоре Он сделал некоторых свидетелями Своего Преображения, чтобы они своими глазами увидели: что на самом деле реально, а что – призрачно; и чтобы сами смогли воскликнуть: «Господи! хорошо нам» быть именно здесь, и больше нигде (Мф.17:4).

И не только стыдиться Креста Христова, но и стыдиться своей бедности, своих родных, своей внешности, своего возраста, значит – тоже стыдиться Того, Кто создал тебя или попустил тебе стать таким, зная, что именно такое состояние для тебя спасительно.

И дай нам Бог, чтобы наш стыд работал не на нашего врага, а на нас: чтобы стыдиться, когда хвалят, чувствуя себя вором, укравшим похвалу у Господа; чтобы стыдиться своих «мудрых» богословских речей, чувствуя несоответствие их твоей жизни. И чтобы стыд за свои грехи не от исповеди отвращал, но не допускал бы снова возвращаться к уже исповеданным и оставленным однажды грехам.

Проповедь протоиерея Вячеслава Резникова

О том, что первично

Флп.4:10-23, Лк.7:36-50.

Однажды некто из фарисеев просил Господа Иисуса Христа «вкусить с ним пищи; и Он, вошед в дом фарисея, возлег». Хозяин тщательно наблюдал за Ним. Фарисеям было свойственно наблюдать: руки ли кто перед вкушением пищи не омыл, или что другое сделал не по правилам. Очень важной стороной ритуальной дисциплины было – не прикасаться к чему-либо, способному осквернить. И вот, фарисей видит, что некая «женщина того города, которая была грешница, узнавши, что» Иисус «в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром; и, ставши позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром». В другой раз фарисей прямо обвинил бы Иисуса, что он позволил грешнице прикоснуться к себе. Но тут задачей лукавых наблюдателей было – разоблачить Его, как самозванца, незаслуженно окруженного народным почитанием. И поэтому фарисей просто с удовлетворением отмечает в себе: «Если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница». Но Господь тут же ответил вслух на этот мысленный укор, тем самым сразу указав на главное заблуждение фарисея. И – начал говорить о грехе и прощении.

Грех, это не какая-то несмываемая печать, вроде проказы. Грех может быть исправлен обоюдными усилиями Бога и человека. А истинное соотношение этих усилий раскрывается в притче о двух должниках. Рассказав ее, Господь сказал фарисею: «Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал; а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла. Ты целования Мне не дал; а она, с тех пор, как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги. Ты головы Мне маслом не помазал; а она миром помазала Мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много; а кому мало прощается, тот мало любит. Ей же сказал: прощаются тебе грехи твои». Получается, что любовь к Иисусу – причина прощения ей грехов. Но в притче-то было – наоборот: «У одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой – пятьдесят; но как они не имели чем заплатить, он простил обоим. Скажи же, который более возлюбит его? Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил. Он сказал ему: правильно ты рассудил». И выходит, что любовь человека к Богу зависит от количества прощенных каждому грехов.

Дело в том, что этой притчей Господь все ставит на свои места. Как бы нас ни поражали свидетельства любви к Господу истинных христиан, все равно – «в начале было Слово, … и Слово было Бог» (Ин.1:1) со Своей Божественной созидающей любовью, со Своей Божественной готовностью простить. Можно предположить, что эта грешница была та самая, взятая в прелюбодеянии, которой Господь тогда сказал: «Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши» (Ин.8:11). И теперь, после выражения ею своей благодарности, подтвердил: «Прощаются тебе грехи».

Господь не ищет ничего нашего, но – чтобы мы приняли Его дары и своими делами засвидетельствовали об этом. Подобно как апостол Павел отвечает Филиппийцам на их пожертвования: «…Говорю это не потому, чтобы я искал даяния; но ищу плода, умножающегося в пользу вашу. Я получил… посланное вами, как благовонное курение, жертву приятную, благоугодную Богу». Прощение невозможно заслужить, оно дается даром. Сколько кому прощено и кто должен более возлюбить в ответ, это – тайна Бога и человека. Ну а чтобы не ошибиться, – надо просто-напросто понять, что тебе прощены не пятьдесят, а именно пятьсот динариев.

Проповедь епископа Митрофана (Зноско-Боровского)

Неделя 14-я по Пятидесятнице. На Мф.22:1-14.

Проповедь 1-я

Еп. Митрофан (Зноско-Боровский).В притче о злых виноградарях, которую слушали мы в прошлое воскресенье, и в притче о званных на брачный пир царского сына, говорит Господь об отпадении иудеев от Бога и о призвании язычников. Обе эти притчи пополняют одна другую. Притча о виноградарях – это притча Закона, ею как бы завершается Ветхий Завет, в ней Бог мира, Хозяин виноградника, требует от делателей плодов. Вторая притча, о званных на брачный пир царского сына, это – притча Благодати; в ней Творец и Промыслитель мира Сам предлагает дары людям, оскорбляющим Его неисполнением Закона.

«Отец», – говорит св. Григорий Великий, «устроил брак царственному Сыну, чрез таинство воплощения сочетав с Ним святую Церковь». Брачный пир царственного Сына, это – учреждение на земле Царства Христова; это – учреждение в мире Новозаветной Церкви, в которой «несть ни эллина, ни иудея». Церкви Нового Завета, вместо Церкви Ветхозаветной, в которой деятелями виноградника было извращено учение о Мессии – Спасителе мира.

В Церкви Нового Завета, в Христовой Церкви, каждому человеку и всему человечеству предложены все дары Божии. В ней заклан Агнец Божий, всем предлагается в Церкви Его Пречистое Тело и за мир излиянная Божественная Кровь Его. На эту вечерю – в недра Церкви и звал издавна Господь евреев. Звал чрез Авраама и Моисея; звал чрез пророков и чрез Предтечу Иоанна; звал Самим Сыном Единородным – Иисусом Христом, звал чрез Апостолов, зовет и сейчас. Но, в массе своей, водимые слепыми вождями, они продолжают пребывать во власти того же неисцеленного своего древнего недуга.

И нам, христианам, как бы говорит Господь в этой притче: смотрите, не каждый из вас, вошедших в лоно Церкви Моей, будет достоин Царствия Моего.

В Церковь Христову вступаем мы с вами, дорогие братья и сестры, и становимся живыми клетками Христова Тела (Церкви) в таинстве Крещения. В этом таинстве мы облекаемся в светлую ризу правды и чистоты, становимся новыми людьми по благодати Божией, и, проходя путь жизни в этом мире, должны хранить эту одежду духовной чистоты, не оскверняя ее грехами своеволия, изменой Христу. Наша брачная одежда, это – наша непорочная жизнь, жизнь духовно и нравственно чистая, сотканная из добродетелей. Брачная одежда, – говорит св. Иоанн Златоуст, – это дела наши.

Обнаружив вошедшего человека на брачный пир царского Сына в небрачной одежде, милостивый и милосердый Господь спрашивает его: «Друг Мой, как ты вошел сюда не в брачной одежде?» «Он же молчал», – говорит евангелист. Недостойный гость сам себя молчанием обличил. И нам, дорогие, не будет извинения, если мы, к моменту «ныне отпущаеши», не облечемся в одежду праведности, во одежду светлых дел, совершаемых во славу Божию. «Облекитесь, – говорит нам ап. Павел, – как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие и благость, смиренномудрие и кротость, чистоту и долготерпение».

Да не забудет ни один из нас, призванных на Трапезу Агнца закланного, участвующих в таинстве Евхаристии, что наш общий долг заботиться об одежде не только тело украшающей, но об одежде, прежде всего, украшающей душу. Святитель Иннокентий говорил всегда: «я содрогаюсь, вспоминая слова Господни: «друг, как ты вошел в небрачной одежде?»». Эти слова святителя Херсонского Иннокентия да будут всем нам наставлением, особенно когда готовимся мы приступить к св. Чаше Жизни. Аминь.

Проповедь епископа Митрофана (Зноско-Боровского)

Неделя 14-я по Пятидесятнице. На Мф.22:1-14.

Проповедь 2-я

Дорогие, в притче о званных на брачный пир царского сына говорится о том, как настойчиво звал Промыслитель сынов избранного народа для участия в брачном пире Сына Своего. Звал чрез Авраама и Моисея, звал устами царя Давида и пророков. В Сыне Царя, в Господе Иисусе Христе исполнились все Аврааму данные Богом обетования.

С избранием ветхозаветного патриарха Авраама, скрепленным Союзом-Заветом (Быт. 15:18), начался в мире решающий процесс образования народа Божия. Аврааму дано было Богом обетование, что из его благословенного рода придет Христос, в Котором и исполнятся все обетования (Гал. 3:8–16 и дал.), и Он Сам будет основателем окончательного народа Божия, духовного потомства Авраама. Чрез Сына Своего Бог вступает в Новый Союз-Завет, Христос становится Женихом Церкви и, войдя в Церковь через веру в Иисуса Христа, благословятся в Аврааме все народы (Еф. 2:12–13 и дал.).

Званные, – говорится в сегодняшней притче, не захотели придти на брачный пир, не захотели войти в Церковь Христову, и, по зову Апостолов, наполнилась она всеми, и добрыми и злыми. Но чтобы войти на брачный пир, чтобы войти в лоно Церкви – в состав нового народа Божьего, каждый должен был облечься в новую одежду. Это условие остается в силе и поныне для вступающих в ряды нового народа Божия: «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облецытеся».

С первых дней христианства, с первых дней основания нового народа Божия, быть в Церкви означало – участвовать в Ее евхаристическом собрании со вкушением всеми Таин Тела и Крови Христовых.

Вот и мы с вами каждое воскресенье и каждый праздник собираемся на пир Царского Сына – на Литургию, собираемся для участия в таинстве Евхаристии. Это таинство, в отличие от других, является таинством соборным, ибо совершается оно пастырем с участием собрания верных, т.е. совершается всеми для всех. Что же из этого следует? Из сказанного следует, что, когда христиане идут в храм на Литургию – идут на Трапезу Господню, иначе говоря Евхаристию, то подразумевается, что все они идут для участия в Трапезе Господней. Все услышат призыв: «приимите – ядите», «пийте от нея вси» и все будут причащаться Тела и Крови Христовых, а не только присутствовать и смотреть на священника, совершающего таинство.

В наше время часто слышишь вопрос: сколько раз в году следует причащаться? Слышишь и как осуждают часто приступающих к Чаше. Что это: недоумие или постепенный отход от жизни во Христе? Первые столетия христианской эры свидетельствуют о том, что за Евхаристией причащались всесобравшиеся, все члены христианской общины (ныне – прихода) принимали участие в причащении. Так св. Иустин Философ говорит: «В день воскресный в Евхаристии принимали участие все члены общины и это общее участие христиан завершалось общим причащением Тела и Крови Христовых». Обратите внимание на слова: «принимали участие все и все причащались». Здесь св. Иустин Философ подчеркивает, что все верующие, вместе с пастырем, приходя к началу, совершали Святое Приношение, т.е. Литургию, и затем – причащались.

Общее причастие было нормой жизни в древней Церкви. Не только древние памятники церковной истории, но и Вселенские и Поместные Соборы, в вопросе о причащении, говорят о необходимости не только частого, но и постоянного причащения, причащения ежелитургийного. А 9-ое Апостольское Правило угрожает отлучением от Церкви тех, кто, присутствуя на Евхаристии, сам не причащается.

Строг был к пришедшим в храм, но не приступающим ко св. Чаше и св. Григорий Двоеслов. «Кто не причащается, – говорит он, – да покинет собрание верующих». Болел душой при виде малого числа причастников из присутствовавших за Литургией и св. Иоанн Златоуст, часто резко обличавший ослабление евхаристического сознания христиан.

На Тайной Вечери Господь преподал евхаристическое Тело всем Апостолам (всей Церкви), а не некоторым. Можете ли себе представить, чтобы на Тайной Вечери кто-нибудь из Апостолов, посмотрев на преломленный и ему преподанный Христом евхаристический Хлеб, не съел Его, а причастился бы «духовно» – только своим присутствием, как это позволяет себе делать в наше время большинство присутствующих за Литургией.

Ведь, что такое причащение? Причащение не есть лишь моральное приближение к Богу, не есть лишь внешнее свидетельство нашей веры. Христианин причащается, чтобы стать, по человечеству, единою плотью со Христом, причащается, чтобы быть усыновленным Богу. Из этого и следует необходимость более частого причащения для всех. Это поможет каждому в преодолении той душевной расслабленности, которая приводит человека к выпадению из Церкви, как Тела Христова, и к страшному концу нашей жизни. Аминь.

Проповедь протоиерея Димитрия Смирнова

Неделя 14-я по Пятидесятнице

Мф.22:1-14.

Прот. Димитрий Смирнов.Господь пришел к Своему народу, который Он избрал давно, много-много сотен лет назад. Но этот народ Его не принял, за исключением немногих людей. Слово Божие обращено ко всем живущим на земле, но одни народы приняли его, а другие нет. Бывает и так, что кто-то сначала с радостью воспринимает, а потом отвергает слово Божие.

Господь пришел на землю и зовет всех на пир веры, зовет всех в Царствие Небесное, которое Он уподобляет свадьбе, потому что из всех праздников человеческих свадьба – самый радостный. Сейчас, правда, это во многом ушло, но даже то, что люди на свадьбе стараются друг перед другом выставиться как можно больше и больше пир закатить, есть свидетельство той прежней радости, которая шла от сердца, а не от того, чтобы другим показать, каковы, мол, мы. Вот поэтому Господь и уподобляет Царствие Небесное брачному пиру.

Кто же вступает в брак на этом божественном пире? Дух Божий и душа человека сочетаются навсегда в любви. К этому союзу Господь и зовет всех людей, но они находят уважительные причины, чтобы уклониться от Его зова. Одни говорят: меня мама и бабушка ничему не научили, поэтому я ничего не знаю и не слышу этот голос. Другие: я родился и вырос в другой вере, поэтому буду веровать так, как мои предки, независимо от того, правильно это или нет. А третьим просто некогда: всякие дела, заботы, к кому родственники приехали, кто просто устал, у кого-то стирки много. Другой говорит: а я вчера был, зачем и сегодня идти? И таких оправданий множество: один, как говорит Господь, село купил, второй бизнесом занят и так далее и тому подобное. И некогда человеку откликнуться на зов Божий. Почему так? Потому что сердце не отзывается, молчит, оно принадлежит чему-то иному. Зовет Господь всех, а идут далеко не все.

Мы вот с вами пришли на этот пир веры, потому что церковь, Божественная литургия – это и есть Царствие Небесное на земле. Знаем мы это или нет, чувствуем или нет, но Царствие Небесное – оно вот здесь, сейчас явлено во всей своей полноте. Только воспринять его мы можем каждый в ту меру, насколько кто подготовился, насколько смог облачиться в брачную одежду.

На Востоке люди, идя на брачный пир, готовились к нему, надевали все самое лучшее. А в доме у жениха, где обычно была свадьба, выдавались специальные брачные одежды. Но не все приходят в брачном облачении, не все готовятся. Не все из идущих в храм даже знают о том, что здесь есть Царствие Божие, к которому можно приобщиться. Стоят в храме телом своим, а дух не может воспринять это, уяснить, усвоить, потому что человек отягчен совсем иным. А бывает, человек и в храм-то пришел не за этим, не за Царствием Небесным, а еще за чем-то. Мало ли нужд у человека? Мало ли за чем к Богу можно обратиться? Поэтому Господь говорит: «Много званых, а мало избранных».

И ради избранных Господь пролил Свою Кровь. Сможем ли мы стать этими избранными? Если захотим, то сможем, а если не захотим, то не сможем. Иной говорит: я вроде бы хочу, но у меня ничего не получается. Дело в том, что на словах каждый человек этого хочет, но всякое желание обычно сопряжено с неким деланием, которое подтверждает его желание. Самые простые примеры: человек захотел пить, и, если он дома, он идет к чайнику, а если на улице – то ищет квасную бочку. Не так ли? Так. Если человек хочет учиться, он поступает в учебное заведение, соответствующее его интересам. Бывает, что человек не хочет учиться, а хочет иметь диплом – тогда он поступает туда, куда легче поступить, но при этом получает не образование, а лишь свидетельство о нем. Не так ли? Так. Если человек хочет жениться или выйти замуж, он ищет жену или старается понравиться какому-нибудь жениху. Не так ли? Так. Если человек хочет вылечить зуб, он идет к зубному врачу. Если человек хочет отдохнуть, он ложится. Если человек хочет приобщиться к Царствию Небесному, он начинает исполнять заповеди Божии. И по тому, кáк он исполняет, можно понять, действительно ли он хочет Царствия Небесного или нет. Потому что просто декларировать: я, дескать, хочу – это все пустые слова. Слова должны подтверждаться делом.

И вот Господь говорит: «Пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир», злых и добрых, чтобы наполнился брак возлежащими. И наш брак тоже наполнился, все мы собрались вокруг престола Божия, где уготована трапеза, которой многие из нас будут приобщаться. А многие не будут, по разным причинам: один не подготовился, потому что ему было лень; другой так тяжко согрешил, что даже стыдно в этом признаться, все старается юлить, думает, что Бог не видит и не знает. И много разных обстоятельств у человека. И есть среди нас разные люди, и добрые, и злые.

А почему Господь избрал именно всех вместе, и злых, и добрых? Нельзя ли было одних добрых призвать, хороших? Нет, никак нельзя, потому что Господь хочет спасти всех и каждого. Просто задача у всех разная. Если ты добр, то в этом еще нет награды. Да, ты добрый, ну и что? Тебя Бог и сотворил таким. Поэтому если хочешь достичь Царствия Небесного, ты должен стать по крайней мере в два раза добрее. Вот тогда будет награда, тогда виден будет твой труд. А если ты злой, ты должен перестать быть злым, и, если достигнешь хотя бы половину доброты, которую имеет тот добрый изначала, для тебя этого будет достаточно, чтобы войти в Царствие Небесное. И хотя тот, ничего не делая, превосходит тебя в доброте, но он Царствия Небесного не достигнет, потому что ничего для этого не сделал. А ты, будучи злым, потрудился и перестал быть злым. И это будет великий христианский подвиг, за который Господь тебя похвалит.

Господь хочет, чтобы мы были людьми добродетельными, старались делать добро. А что такое добро? Это есть исполнение заповедей Божиих. И мы сможем их исполнять, только их познав. А для этого мы должны знать Священное Писание, чтобы нам понимать, в чем заповеди состоят. Поэтому один из наших тяжких грехов – это невежество. Когда человек говорит, что он не знает, этим он не освобождается от наказания. Причем наказывает его не Бог, а он сам себя наказывает. Потому Господь и говорит: не знавший и не делающий биен будет.

Конечно, кто знал и не делал, биен будет больше. Это понятно. Для человека, который палец о палец не ударил для Господа, Царствие Небесное будет закрыто. Он уподобляется тем юродивым девам, которым Господь даровал все, дал и хорошие природные свойства души, но которые не смогли употребить их во благо. Среди нас нет абсолютных негодяев. В каждом какое-то негодяйство присутствует, но имеется и некая часть добра. Каждый из нас от других отличается каким-то хорошим свойством души, данным ему от Самого Бога. Но мы не трудимся для того, чтобы прибавить себе это добро и убавить то зло, которое мы приобрели в своей жизни, предварительно себя развратив.

Поэтому нам обязательно нужно этот труд приложить, и Господь его от нас ждет. И если мы будем понуждать себя на этот труд души, тогда сможем воспринять то, что здесь сейчас происходит и что происходит всегда во всех церквях независимо от того, какой это храм, какой поет хор, кто служит. Потому что евхаристия только совершается руками священника, а претворяет хлеб и вино в Тело и Кровь Свою Сам Христос. Поэтому духовно это все повторяется везде совершенно одинаково, это такая же Тайная вечеря, на которой и апостолы присутствовали. Но только одни причащаются в жизнь вечную, а другие – в муку вечную. Отчего это бывает? Оттого, что мы не понимаем и не чувствуем, чтó здесь происходит. А для того, чтобы увеличилась возможность нашего сердца в восприятии Царствия Небесного, в усвоении его, нужно сперва усвоить заповеди Божии.

Среди нас очень много ленивых людей, причем ленивых духовно. Духовная лень свойственна нам, потому что мы люди плотские и душевные и все духовное нам дается с величайшим трудом. Но мы и малого даже труда не хотим совершить, а потом почему-то удивляемся, что продолжаем пребывать в тех же грехах, в которых пребывали пять и десять лет назад, что в нас никакого очищения не происходит, что сердце наше никак навстречу Богу не раскрывается. И Евангелие для нас уже не расширяется, ничего нового мы там не открываем, потому что читаем вроде бы одно и то же.

Вот до какого состояния мы доходим. А почему? Бог что ли виноват? Нет, это происходит только оттого, что мы не делаем шаг вперед. Сколько ни вчитывайся в Евангелие, ничего не произойдет. Как ни старайся внимательно, по складам читать молитвы, они не дойдут никогда до твоего сердца и никогда не станут эти чужие слова твоими – до тех пор, пока ты не начнешь исполнять заповеди Божии. Только в том случае, если будешь нудить себя на исполнение заповедей, только тогда это понуждение откроет тебе и молитву, и познание Священного Писания. Без этого невозможно.

Поэтому духовная жизнь начинается всегда с покаяния. Надо нам глубоко понять, что мы находимся в погибели и нуждаемся в Спасителе. А мы подчас даже забываем, Кому молимся. Настолько сам процесс этого чтения нас захватывает, что мы забываем, перед Кем стоим и Кому эти слова говорим, стараясь лишь исполнить какой-то закон. И это большая опасность. Фарисеи очень здорово молились и очень крепко знали Священное Писание, а когда к ним пришел Бог, они Его распяли. Вот так очень часто и с нами происходит.

Да, мы уже научились исполнять правило, и ежедневно читать Евангелие вошло у нас в навык, многие его даже очень неплохо знают. Тем не менее на нашей жизни это не отражается никак, потому что все это пока еще фарисейство. А наша праведность должна превзойти праведность фарисеев, иначе мы не войдем в Царствие Небесное. Надо обязательно учиться и дальше, потому что Господь ставит нам задачу высшую: «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб… А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас». Вот что Господь требует.

Допустим, есть человек, который тебя ненавидит и делает тебе зло. И ты как грешник тоже его ненавидишь и хочешь ему отомстить. Это все нормально и естественно и нам понятно. Но если ты хочешь научиться молиться, если ты хочешь достигнуть Царствия Небесного, ты должен это желание в себе победить, должен так суметь себя сломать, чтобы сделать этому человеку добро. Он тебе зло – а ты ему платишь добром. Он тебе еще больше зла – а ты ему еще больше добра. И так до самой смерти, независимо от того, покается он, изменится, попросит у тебя прощения или нет.

Мало ли что мне там хочется, мало ли какие мне мысли сладострастные в голову приходят, как бы я его убил, уничтожил, отомстил. Но раз Господь сказал, что надо молиться за тех людей, которые творят нам напасти, значит, я это и буду стараться делать. Такое понуждение себя и есть исполнение заповедей Божиих. И так нужно поступать с любой страстью: и с гневом, и со злоречием, и с помыслами. Вот поэтому христианин уподобляется воину Христову, что его жизнь есть непрестанная битва со злом, которое он видит в самом себе. Не искать вокруг виноватых, не оправдывать себя ни в чем, а искать вину в себе, потому что все мы безнадежно и очень много перед Богом провинились.

Конечно, жизнь наша трудна, и сами мы по своему существу люди грешные, но Царствие Небесное для нас не закрыто. И пока мы живы, Господь ждет, что мы обратимся к Нему, потому что ни один человек не может сам себя из злого сделать добрым, из плохого – хорошим. Только Господь это может, и надо Его об этом просить, надо взывать: Господи, спаси меня, я погибаю. Если какую-то заповедь не можешь исполнить, обратись к Богу, скажи: Господи, моя воля направлена на то, чтобы это исполнить, Ты мне помоги справиться с моей немощью, с моим грехом, с моим злом. Обращайся к Нему, Который здесь, сейчас стоит среди нас.

И Он всегда стоит среди нас. Как один святой сказал: молящийся человек – это уже церковь. Поэтому когда мы только направим мысль свою к Богу, Он уже выбегает к нам навстречу. Да, мы грешные, мы блудные дети, но, как только мы устремляемся в Отчий дом, Господь тут же выбегает к нам навстречу и готов принять нас в Свои объятия, готов простить, готов тельца упитанного закласть, чтобы дать нам в пищу.

Он отдал ради нас на смерть Сына Своего Единородного. Кто может сказать: я достоин причащаться Тела и Крови Христа Спасителя? Никто не может так сказать. А Василий Великий говорил: знаю, Господи, что недостоин «и суд себе ям и пию». Как можно быть достойным такой святыни? Но милость Божия простирается на нас, Господь не отвергает нас, Он хочет нас исцелить. А мы сами своей злой волей, разлененностью, гордостью препятствуем спасению нашей души. Поэтому если кто-то из нас погибнет, то в этом будет виноват он сам, потому что сам не захотел. Потому что Царствия Небесного нужно алкать и жаждать, как человек хочет есть и пить, когда ему долго не давали. Вот если он так хочет Царствия Небесного, он сумеет, он найдет. Господь выйдет Ему навстречу и возьмет его к Себе. Аминь.

Храм Святителя Митрофана Воронежского, 9 сентября 1990 года

Проповедь протоиерея Димитрия Смирнова

Неделя 3-я по Пятидесятнице

На Мк.16:9-20.

Воскресное Евангелие, которое мы сегодня читаем, повествует нам о том, как Мария Магдалина пришла ко гробу и ей явился Господь. Она была первым человеком, увидевшим воскресшего Христа. Почему Мария сподобилась такой чести, ведь изначала она была вовсе не самой праведной, и недаром о ней говорили, что Господь изгнал из нее семь бесов? Святые отцы усматривают у человека семь главных страстей, которые нами руководят в жизни; и можно предположить, что все эти страсти, которые воспаляются от бесов, присутствовали в Марии Магдалине. Для того, чтобы она познала Сына Божия, Господь изгнал бесов, то есть освободил ее от страстей, но явился Он ей первой не поэтому. Мария возлюбила много – она очень любила Христа, и вот за такое ее сердце, открытое Христу, Он пришел, чтобы ее утешить. И она пошла, как сказано в Евангелии, и возвестила бывшим с Ним, плачущим и рыдающим. Но они, услышав, что Он жив и она видела Его, не поверили.

После этого Он явился в ином образе двум другим ученикам. Лука и Клеопа шли в Эммаус, и повстречался им Путник, Который из Священного Писания доказал, что то, чему они удивляются – что Христос распят, – должно было произойти, что Он должен был пострадать. И когда они сели вместе ужинать, Господь преломил хлеб, и они узнали Его в преломлении хлеба. Они тут же вернулись в Иерусалим к братьям и сказали: Христос жив, Он будет встречать нас в Галилее, идемте туда. А те опять не поверили.

Наконец, Он явился одиннадцати, возлежащим на вечери, и упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшим не поверили. И сказал: «Идите по всему миру, проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет, а кто не будет веровать, осужден будет». Марию ученики хорошо знали. Знали, что она уже давно отошла от греховной жизни и ей нет никакой нужды обманывать. Лука и Клеопа тоже были их друзья и вместе с ними ходили за Господом, слушали Его слова. И вот они говорят, а им не верят. Отчего это происходит? Господь через Евангелие отвечает: Он «упрекал их за неверие и жестокосердие». Жесткое сердце не дает человеку веровать. Человек свое сердце так ожесточил, что оно стало твердым и в него не проникает слово истины. Отсюда сомнения в истине. Про маленького ребенка говорят: он наивный, доверчивый, потому что верит тому, что ему скажут. А когда становится постарше, взрослые развращают его ум своей лживостью, чистота и прямота души уходят от него, и он начинает сомневаться: а правду ли они говорят, можно ли им верить? Ведь они одно говорят, а делают совсем другое. И сердце его начинает все более и более ожесточаться от этой лжи, от этого служения дьяволу, который отец лжи.

Вот мы читаем Евангелие (многие его даже несколько раз уже прочли), мы слушаем проповеди, а жизнь наша не меняется. От чего это происходит? От того, что ум наш и ухо воспринимают слово, а сердце жесткое не пускает его в себя. Господь сказал: «Не судите – не судимы будете», а мы осуждаем. Господь сказал через апостола: «Всякий гневающийся на брата своего есть человекоубийца», а мы продолжаем людей убивать своей злобой, раздражительностью, гневом. Господь сказал: «Не пожелай того, что тебе не принадлежит», а мы проявляем зависть то в одном, то в другом. И так постоянно. Получается, нам хоть кол на голове теши. Мы ходим в церковь, делаем поклоны, читаем утренние и вечерние молитвы, причащаемся, некоторые даже читают книги святых отцов о молитве, о подвиге, о том, как избавиться от страстей, – но все как об стену горох, в нас ничего не входит. Мы вроде числимся в учениках Христовых, но, когда слышим слово Христово, мы его отвергаем, потому что не верим.

Если бы мы действительно поверили словам: «Не судите – не судимы будете», то устрашились бы осуждать. Если бы мы действительно поверили словам, что всякий гневающийся на брата есть человекоубийца, то не гневались бы. Если бы мы действительно поверили словам, которые Господь сказал: «Научитесь от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим» – мы бы обрели этот покой. Но мы не верим этому. Мы эти слова слышали, мы их запомнили, мы их знаем, но в сердце наше они не входят; не происходит этот благодатный процесс, когда из ума они опускаются в сердце; сердце наше не принимает истины.

Господь сказал: «Кто уверует и крестится, спасен будет, а кто не верует, тот осужден будет». Осужден будет несмотря ни на что: на то, что он в церковь ходил, молитвы читал, причащался Святых Христовых Таин. Потому что если бы человек веровал словам Господним, он бы свою жизнь исправлял. А он не верит, ему не страшно, что его ждет геенна огненная, он не боится смерти и того, что будет суд Божий. Человеку не страшно и не стыдно, потому что сердце его представляет собой твердыню несокрушимую. Он знает, что делать дурно нельзя, но нахально делает. Знает, что нельзя завидовать, – и завидует. Знает, что нельзя блудить, – и блудит. Или знает, что в храм надо ходить, – и не ходит, до того обнаглел. Почему? Просто не верит. А тот, кто не верит, осужден будет, потому что знает и не делает того, что надо.

Мы все любим справедливость; если кто-то незаслуженно нас обидит, мы сразу возмущаемся. А один святой сказал: не называй Бога справедливым; если бы Бог был справедлив, ты был бы давно в аду. Бог милостив, и поэтому мы еще живем. За все наши грехи мы должны быть оплеваны, растерзаны, поруганы, преданы, избиты и убиты – так с нами надо поступить по справедливости. А Господь дал нам изумительную возможность, абсолютно умопомрачительную (в том смысле, что мы не можем этого постичь) – те грехи, которые мы сотворили в этой жизни, Он может нам простить. Господь имеет власть их прощать, потому что Он взошел на Крест для того, чтобы взять наши грехи на Себя, и умер именно за них. Нам даром дан великий дар – святое крещение. Дар, потому что его нельзя ни заработать, ни заслужить, ни купить. Мы по своей падшей природе совершенно не готовы к принятию этого дара. Нам дана эта благодатная возможность – святое крещение; нам дана хоть малая, но вера: мы же не сомневаемся в том, что Бог есть. Чего же нам не хватает? Нам не хватает того, чтобы эту чисто умозрительную веру сделать движущей силой нашего сердца. Умозрительную веру имеет и сатана, и все бесы; имел ее и Каиафа, который отдал на распятие Христа; и многие члены синедриона – они знали, Кого распинали, и все-таки Его распяли и не ужасались, потому что Христос был им ненавистен.

На словах мы вроде неплохо относимся ко Христу, нельзя сказать, что мы Его ненавидим, но получается так, что наша жизнь является постоянным поруганием Христа, мы как бы издеваемся над Богом. Мы носим крест, ходим в храм, дом наш украшаем иконами, мы молимся, прикладываемся, дерзаем даже крест целовать в знак того, что, дескать, Господи, мы Тебя любим. Но, выйдя за порог храма, а некоторые даже в храме, тут же от Христа отрекаемся, тут же Ему ругаемся, тут же Его поносим, на деле доказывая, что слова Христовы для нас пустой звук. Пустой звук то, что Христос за нас распят; пустой звук то, чему Он учил. Господь прожил страшно тяжелую жизнь, Господь пытался научить нас истине, а мы упорно, нагло этому противодействуем, хотим откупиться какими-то лицемерными внешними жестами, то есть обманываем. Но обмануть можно кого угодно, только не Бога, потому что Он смотрит на самое сердце наше. А сердце наше жестокое, и это жестокосердие мешает нам веровать, веровать истинно, по-христиански, так, как веровали святые, то есть получается, наша вера – это вера бесовская, не настоящая.

И пусть никто из нас не обольщается тем, что он верует в бытие Божие; в этом нет никакой заслуги, потому что только купленный человек или человек, совершенно превратившийся в животное, может сказать, что никакого Бога нет. Присутствие Бога очевидно, и Воскресение Христа – научно доказанный факт. Но это никого не удивляет и никого не приводит в трепет и в ужас. Мы и так, собственно, знаем, что Христос воскрес, но все равно жизнь свою ведем не в зависимости от этого. Выходит, что, воскрес Он или не воскрес, на нас это никак не отражается, мы продолжаем жить в грехе.

Мы живем в грехе, потому что наши ум и сердце по-разному устроены: умом мы уже приняли веру, а в сердце это еще не вошло. Как же сокрушить твердыню нашего сердца?

Когда жены-мироносицы шли ко гробу, они между собой говорили: «Кто отвалит нам камень от двери гроба?» Наше сердце привалено камнем, и, чтобы увидеть Христа, надо этот камень отвалить, перевернуть. Переворот этот есть покаяние. Мы должны глубоко осознать свою падшесть, глубоко осознать свою виновность перед Богом, глубоко поскорбеть о том, что наши дела никак не соответствуют тому, чему учил Христос. Мы должны пролить об этом слезы, вперить ум наш в эту страшную трагедию: Христос жил, Христос умер, Христос проповедовал, а мы продолжаем жить в грехе.

Жить в грехе после того, как Христос ходил по земле, совершенно невозможно, для этого нужно иметь просто бесовскую наглость. Зная, что Христос есть Победитель, зная, что Христос разрушил и попрал врата адовы, бесы все-таки продолжают делать свое черное дело, вредить делу спасения людей. И мы вместо того, чтобы слушать нашего Учителя, вместо того, чтобы, познав в себе грехи, удерживаться от них, продолжаем их совершать. Бывает, что человек ослеплен каким-то грехом и не видит его в себе, не чувствует – это еще понятно. Но ведь есть такие грехи, которые для нас уже совершенно очевидны. Мы знаем: вот это мы сейчас сделаем – и это есть грех.

Например, наступает вечер, а нам не хочется молиться, нам трудно, мы устали, еще какие-то причины. И мы знаем, что если мы ляжем спать без молитвы, то потом придем на исповедь и скажем: «Батюшка, я так устала, что не помолилась, простите. А можно мне причаститься?» И батюшка скажет: «Ну, причастись». Мы причастимся, а через две недели будет то же самое. То есть человек, зная, что он совершает грех, заранее зная, что он будет в этом каяться, все-таки это делает. Как это назвать? А если он этой ночью умрет? Что он, не может даже это малое совершить?

Наше сердце в таком состоянии, что в него ничего не проникает, ни одно слово. Постояли, послушали, умилились: ах, вот как здорово, за душу прямо задевает… вышли из храма – и начинаются опять раздоры, подозрения, какие-то склоки, мелкое брюзжание. Перед нами лежит крест и на нем распятый Христос, облитый кровью, а человек приходит и начинает ныть: вот у меня то, вот она мне это… Лежит распятый Христос перед нами, а мы жалуемся, что кто-то нам что-то сказал. Что в тебя, гвоздь, что ли, забили? Не можешь потерпеть такую малость, что тебе там кто-то что-то сказал? Вообще тогда на что ты годен? И так во всем: постоянно каждым своим помыслом, жестом, каждым своим делом, каждой мыслью мы отрекаемся. Тогда зачем мы крест носим, если мы не можем понести то, что нам Господь дал? Каждая встреча с любым человеком, каждое слово, которое мы слышим, – все промыслительно. Господь ведет каждого, Господь каждому жизнь свою выстраивает, но это все как будто мимо нас.

Получается, живем мы, живем, время идет, а сердце наше не оживает. А нам ведь надо достичь того блаженного состояния, о котором Господь говорит: «Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный». Об этом даже страшно подумать, но ведь к этому нас зовет Евангелие, именно к такому совершенству. В нас должны быть те же самые чувствования, что и во Христе Иисусе. Когда Его ко Кресту прибивали, Он говорил: «Господи, прости им, не ведают, что творят». Он молился за тех людей, которые Ему вбивали гвозди в руки и ноги. А мы? Нас чуть тронь – мы готовы тут же убить, на месте. Только немножко задень мое «я», и я сразу покажу, какой я есть на самом деле христианин. Мы постоянно ленимся помочь ближнему нашему, ленимся проявлять христианскую любовь, молиться, вообще делать что-либо духовное – и пребываем тем не менее в благодушии, как будто ничего такого не происходит, как будто мы действительно верующие. Но наша вера номинальна, она пока не настоящая, она еще из нашего ума не вошла в наше сердце.

И только постоянным усилием, постоянным подвигом, постоянным насилием над своей греховной волей и над своим нежеланием спасения можно заставить свое окаменелое сердце опять зажить, стать духовным. Когда человек внезапно умрет на операционном столе, ему делают укол в сердце; если это не помогает, делают электроразряд; когда и это не помогает, делают прямой массаж: разрезают грудную клетку, и врач рукой массирует сердце. Он как бы выполняет работу за сердце, и оно начинает немножко трепетать, а потом и биться само. Оно опять оживает, и к человеку возвращается жизнь.

Вот так и мы, будучи по природе своей порочны, злы, завистливы, блудливы, имея в себе только саможаление и никакой жалости к ближнему не испытывая, должны заставлять себя жить так, как будто мы это все имеем. Нужно волю свою, всю силу души направить на спасение. Не хочешь молиться – заставь себя молиться; не хочешь делать доброе дело – а ты заставь себя сделать это доброе дело; не хочешь читать книги духовные – заставь себя их читать. И так во всем; надо все время переламывать себя, все время совершать насилие над этой каменной коркой, которой покрыто наше сердце. Тогда постепенно оно начнет трепетать, постепенно начнет реагировать, в нем появятся человеческие свойства: жалость, смирение, кротость, любовь, милосердие. Мы научимся любить не только себя, а будем иметь сострадание к другому, будем иметь какое-то терпение, снисхождение.

Мы ведь даже простить никого не можем: чуть нас зацепи, и мы готовы уже слезы лить, что вот он мне там что-то сказал, что-то подумал, как-то посмотрел. Ну а ты прости его, прости, ведь Господь этого требует: «И остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должником нашим». Он против тебя прегрешил? Да, он не прав, он нехорошо сделал. Ну так ты его прости, будь великодушен, как Бог, Который прощает тебе миллионы грехов. Тебя же за твои грехи не положено к храму пускать на пушечный выстрел, а ты каждое воскресенье здесь блаженствуешь. Господь тебя прощает, а ты не можешь такую малость простить. Нету ни благородства, ни благодушия, ничего! Сердце каменное, против ближнего каждое лыко в строку.

Господь сказал притчу про человека, которому прощено было десять тысяч талантов, а он не простил несколько динариев своему товарищу, своему другу. Вот так и с нами будет: свяжут и в геенну огненную. А мы слушаем: геенна огненная, и думаем, что так все, хихоньки да хахоньки. Геенна огненная – реальность, и если мы свое сердце, эту каменную твердыню, не разрушим, если мы не научимся любви к ближнему, то наша жизнь окажется бесплодна, это все будет просто пустоцвет, «медь звенящая и кимвал звучащий». И Царства Небесного нам не видать, потому что Царство Небесное есть царство любви. И то, что мы ходим в храм и что-то из себя изображаем, улыбаемся, прикидываемся кроткими, – это все не имеет никакой цены. Ничто внешнее никакой цены перед Богом не имеет, а только внутреннее, только наше устроение христианское.

И нам надо стать именно такими, какими хочет нас видеть Господь. Мы не таковы, но за жизнь, которая нам осталась до смерти, надо успеть таковыми стать. Сколько же нужно труда приложить, сколько нужно сил затратить, чтобы человеку больному и хилому стать здоровым? В любом деле, чтобы что-то сделать, начиная от табуретки и кончая электронно-вычислительной машиной, нужно обязательно вложить труд. Но самый большой труд вкладывается при достижении Царствия Небесного, потому что оно требует от человека всей воли, всего времени, всего напряжения ума, всего напряжения сердца, рук, ног; мы должны всем естеством, каждой клеточкой нашего существа Богу служить, то есть постоянно думать о том, не согрешаем ли мы, постоянно думать о том, не делаем ли мы того, что противно заповеди Божией, и все время себя переламывать и заставлять. Постоянно себя перемалывать – должна идти именно такая «мясорубка» нашего сердца, потому что оно есть сплошной грех, от начала до конца, а надо его сделать милостивым.

И это возможно не иначе, как только с помощью благодати Божией. Ведь чтобы починить какой-то прибор, нужен человек, который знает, как этот прибор устроен. И чтобы наше сердце исправить, то есть вернуть ему эту чистоту изначальную, нужна сила, которая сердце создала. Только Сам Господь может нас исправить. Потому Церковь и называет Его Спасителем, что только Он, Сам Христос, может нас спасти из этого состояния. И если Господь увидит, что действительно наша воля, все силы нашего сердца, весь наш ум – все обращено к спасению, что мы изо всех сил жаждем его, не на словах, а на деле, то есть постоянно делаем усилие над собой, постоянно стремимся к тому, чтобы исправиться, – то постепенно мы будем исправляться. Господь будет нам давать силу, Господь будет нас очищать, потому что мы труд приложим, и Господь, видя этот труд, не оставит его втуне, Он обязательно нам поможет, Он обязательно придет, потому что Господь знает, что мы немощны, Господь знает, что мы никчемные люди XX века, растерявшие все добро, которое Он в нас вложил. Господь все прекрасно знает: наши немощи, наши заботы, наши неустройства, – все Господь знает и от нас требует только то усилие, на которое каждый из нас способен.

Спасение есть христианский подвиг, нам надо всегда двигаться. Каждый прожитый день должен быть движением ко спасению. Не просто прожить его, проплыть по течению, заснуть вечером и проснуться утром – каждый день нужно стараться заповедь Божию исполнить, каждый день нужно стараться к Богу приблизиться, каждый день нужно обязательно сделать этот шаг. И это шествие наше так трудно, так напряженно, как хождение под водой, где каждый шаг дается с большим трудом. Нам мешает то, что нас облепило, – наши грехи. Но в преодолении, собственно, и есть спасение. Поэтому спасается только подвижник, спасается тот, кто старается Богу служить и Ему угодить. И если мы это усвоим, то Господь нам будет помогать, Он нас исцелит. По милости Божией нам дарована вера – начало уже положено; по милости Божией нам даровано крещение; и по милости Божией мы получим и спасение, только надо этого возжелать.

Это желание должно выражаться не во внешней жизни, а в изменении своей природы и в умягчении собственного сердца. Апостол Павел так и говорит: если ты молитвой своей двигаешь горы, если ты даже тело свое отдал на сожжение, но не приобрел любви, то это ничто. И вот любовь наша к ближнему или нелюбовь проявляется повсюду и постоянно. Это не какое-то чувство, которое возникло, а потом исчезло. Любовь – это качество души, это созидающая сила. Она не зависит от чувства, она не зависит от погоды, от состояния здоровья. Если человек имеет любовь, то он не может, даже когда он болен или устал, раздражаться, потому что любовь не раздражается. Она не ищет никогда пользу себе; любовь никогда не уничижает другого; любовь все терпит, все прощает; она всегда готова принести себя в жертву ради другого, независимо от того, жена это или враг твой, ибо любовь не различает. Враг твой голоден, сказал Господь, накорми его. И такое качество для своей души надо приобрести. Но под лежачий камень вода не течет, поэтому надо делать постоянное усилие, постоянно заставлять себя, постоянно принуждать.

Вот настал праздник Рождества Богородицы, и человек решил, что надо отметить его каким-нибудь добрым делом – допустим, он с кем-то не разговаривает. Тогда он идет и разрушает эту стену отчуждения, чтобы между ними воцарилась любовь. И сразу Господь помог, и сердце другого умягчил, и наладился мир. Какая красота, как порадовали Господа! А ведь это же пустяк, случай такой незначительнейший, но на Небесах по этому поводу торжество, потому что еще две души объединились в любви. Когда человек помирится с тем, кто наговорил ему дерзости, и война между ними кончится, это будет действительно подвиг – человек двинется навстречу Царствию Небесному.

И таких подвигов мы можем совершать каждый день десятки, постоянно преодолевая рознь века сего, постоянно преодолевая недоброжелательство, злобу. Ты мне в лицо плюнул – ну ладно, я утрусь, я тебя прощаю. Если тебе хочется, плюнь еще раз, только успокойся. Вот и всё, а я потерплю. И если мы будем всегда так поступать, то постепенно начнем больше переживать не за себя – что нас кто-то ущемил, прижал, что-то нам не так сказал, – а за того человека, который испытывает скорбь. Ведь когда человек на нас злится, на нас ругается, нас жмет, он от этого еще больше страдает, потому что мы его раздражаем; значит, надо его пожалеть и стараться так свое поведение исправить, чтобы его не раздражать. Вот огромное поле деятельности для проявления нового качества души. И даже если нет такого качества, надо стараться все равно делать это ради Бога, преодолевая тот грех, ту лень, гордость, тщеславие, злобу, зависть, которые в нашем сердце присутствуют.

В этом преодолении себя грешного и есть ценность наших усилий перед Богом, Который видит, что мы стараемся, не просто живем, плывя по течению, а усердствуем для того, чтобы приплыть в Царствие Божие. И только так, усердствуя, можно его достичь, потому что спасение зависит от двух факторов. Первый, самый главный и важный, – это воля Божия, которая направлена на наше спасение. Сам Сын Божий пришел, умер на Кресте, чтобы нас спасти. Второй фактор – воля человеческая. Именно поэтому Господь сказал: «Аще кто веру имать и крестится, спасен будет». Уверуешь словам Христа и крестишься – вот два фактора и объединились. «А кто не верует, осужден будет». Господь желает нашего спасения, но если мы не веруем словам Христа, если мы постоянно от этих слов отрекаемся, значит, мы будем осуждены.

Понять это очень просто. Православие есть глобальное мировоззрение, самое совершенное из всех существующих в мире. Это самый строгий, самый всеобъемлющий взгляд на мир. Любое философское течение мысли, любая стройная система расшибается в своей несостоятельности о твердыню Православия. В нем есть ответ абсолютно на все вопросы бытия, и в то же время оно имеет изумительную простоту. Но это все теория; а любая теория без практики ничто, абстракция. И нам не хватает именно этой практики, желания действовать, у нас слишком расслаблена воля. Мы так: «Неплохо бы, конечно» – но сами палец о палец не ударяем. Мы все лежим, а надо понудить себя сначала сесть, а потом, раскачавшись, хотя бы встать на свои слабенькие ножки и начинать делать по шажку – первый шаг, потом второй, третий, чтобы каждый день был шагом к Царствию Небесному. Тогда это шествие и будет нашим крестным путем на Голгофу, путем ко спасению, к очищению, к освобождению от груза греха.

Духовная жизнь состоит только во внутреннем делании. Христианская жизнь есть отречение себя. Нам, будучи грешными, надо постоянно отрекаться от своего греха. Но мы и грех так срослись, мы настолько ко греху пристрастны, что, когда мы отрекаемся от него, нам делается больно. А боли нам не хочется; нам хочется только сидеть в своей скорлупе, чтобы нас все жалели, ублажали, хвалили, чтобы нас кормили, и чтобы у нас еще ничего не болело, и было много времени, и все вообще было. А жизнь не из этого состоит. Жизнь – это постоянные удары, потому что Господь пытается нас расшевелить, попускает нам скорби, которые нам как бы внушают мысль о том, что это бытие, которое мы себе пытаемся устроить, очень зыбко. Ну полежишь в комфорте минут десять-пятнадцать – и уже бок отлежал, надо переворачиваться на другой, опять неудобство. То есть Господь постоянно заставляет нас двигаться, шевелиться, хотя бы лежа на кровати. И надо нам стараться свою душу, свое сердце, всю волю свою собрать и понуждать себя. Господь так и сказал: «От дней Иоанна Крестителя Царствие Божие нудится, и только употребляющие усилие восхищают его». Аминь.

Крестовоздвиженский храм, 27 сентября 1986 года, вечер

Протоиерей Василий Михайловский

Неделя четырнадцатая по Пятидесятнице

2Кор. I, 21–24; II, 1–4

21. Братия, утверждающий же нас с вами во Христе и помазавший нас есть Бог,

22. Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши.

23. Бога призываю во свидетели на душу мою, что, щадя вас, я доселе не приходил в Коринф,

24. не потому, будто мы берем власть над верою вашею; но мы споспешествуем радости вашей: ибо верою вы тверды.

1. Итак я разсудил сам в себе не приходить к вам опять с огорчением.

2. Ибо если я огорчаю вас, то кто обрадует меня, как не тот, кто огорчен мною?

3. Это самое и писал я вам, дабы, придя, не иметь огорчения от тех, о которых мне надлежало радоваться: ибо я во всех вас уверен, что моя радость есть радость и для всех вас.

4. От великой скорби и стесненного сердца я писал вам со многими слезами, не для того, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам.

Прот. Василий Михайловский.Святой апостол Павел в конце первого своего послания к коринфянам предуведомил их, что ему желательно вскоре быть у них (1Кор. XVI, 5–6). Но по обстоятельствам и особым побуждениям он не мог исполнить своего обещания вскорости. Человек предполагает, а Бог располагает. Враги же Павловы, видя, что Павел не исполнил своего обещания в точности, стали говорить про него, что он и вообще человек неверный своему слову, – говорит то, а делает другое, да таково и учение его: то учит так, то иначе. Так-то вражда любит из мухи делать слона, из-за одного поступка заключать о всем строе человека и чернить его, хотя иное в его жизни происходит и по не зависящим от него обстоятельствам или по побуждениям добрым, но не известным для других.

По поводу этих, пущенных в Коринфе, толков для утверждения добрых, доверчивых христиан св. апостол и написал второе письмо к коринфянам. Он успокаивает их и в то же время обличает злые языки и сердца.

Он почти клятвенно заверяет в искренности своей, в чистоте и неизменности своего учения: Верен Бог, что слово наше к вам не было то «да», то «нет». Ибо Сын Божий, проповеданный, есть всегда Один, есть самосущая Истина; и, следовательно, мы среди вас под влиянием Духа Святого говорили только одну чистую истину, которую и я, и вы в спасение наше сохраняем доселе по милости Божией (2Кор. I, 19–20).

Гл. I, ст. 21. Утверждающий нас с вами во Христе своею благодатию и помазавший нас, преподающий нам в обилии дары Духа Святого есть Господь Бог. Следовательно, в учении и в сохранении истины мы предохранены от заблуждения. Господь наделил нас дарами Своими подобно тому, как в Ветхом Завете Он чрез помазание елеем сообщал нужную силу Духа Святого царям, первосвященникам и пророкам.

Ст. 22. Он и запечатлел нас, т. е. Он в действиях даровал такие осязательные и убедительные свидетельства Своей Божественной помощи, как например в чудесах, что всякий не предубежденный, не злой должен признать во мне, как бы так говорит св. Павел, служение апостольское или особенное мое посланничество. Но как Господь верен Своему слову, так и посланников Своих делает также верными и постоянными в учении. Св. апостол и вынужден был похвалиться: вы меня к сему принудили, говорит он; у меня ни в чем нет недостатка против высших Апостолов, хотя я сам-то и ничто. Признаки Апостола во мне оказались перед вами всяким терпением, знамениями, чудесами и силами (2 Кор. XII, 11–12). И Господь дал всем нам, а не только мне, залог Духа, т. е. чувство благодатного действия, чутье истины в сердца наша. Это ощущение в людях верующих и постоянно живущих в страхе Божием сохраняется почти постоянно. Мир, тишина, благоволение к людям, прощение их слабостей, преданность в волю Божию, терпеливое перенесение скорбей и других трудностей – вот все это служит доказательством присутствия благодати Духа Святого в сердцах наших. А таким-то, постоянно богобоязненным и любвеобильным к людям, и был апостол Павел. У многих же из нас, грешных, это благодатное состояние в сердце не бывает постоянно и посещает не часто: мы иногда испытываем в себе отраду, особенное неземное спокойствие во время или после молитвы домашней и церковной, или во время причащения Святых Даров и после того несколько минут, или когда сделаем доброе дело, особенно врагу нашему.

Тогда нашей душе бывает так сладостно, так радостно. Сам Дух Святой, радующийся нашей добродетели, тотчас же и награждает ее, и дает знать душе нашей о Себе благодатным миром. Такие благодатные состояния в душе человека лучше всяких слов уверяют в бытии Бога, в Его Промысле, в истинности христианской веры и не допустят душу простую изменить истине.

Что же касается другого обвинения на апостола – за неверность его своим обещаниям, то и здесь апостол с особенной ревностью охраняет свою честь благовидными побуждениями.

Ст. 23. Бога призываю в свидетели на душу мою, что… я доселе не приходил в Коринф не по слабохарактерности моей, а, собственно, щадя и любя вас, чтобы, пришедши прежде вашего исправления от первого моего письма к вам, мне не употреблять над вами и вашим упорством истинную, отеческую, апостольскую строгость. Апостол не желал показывать над коринфянами своей власти и начальствования; он хотел действовать на них силою любви. Он выжидал, какое действие возымеет на них его первое письмо: одумаются ли они, исправятся ли. И для него гораздо приятнее было встретиться с коринфянами в их городе уже исправившимися, чем упорными, легкомысленными и горделивыми. В последнем случае жизнь апостола среди них могла бы сопровождаться такими же скорбями, какие он испытал у них и какие только при помощи Божией перенес в первое посещение их города (1Кор. II, 3). Зачем же идти на общую скорбь и, быть может, не столько полезную борьбу в Коринф, когда чрез несколько времени, немного спустя можно пожить в Коринфе при взаимной любви и единодушии? Потому св. апостол так мудро и удержал себя от посещения Коринфа, щадя коринфян. Нужно и нам удерживаться от случаев к неприятным столкновениям; слабый мир лучше, по-видимому, законной размолвки.

Ст. 24. Я не тороплюсь придти к вам, потому что я не желаю показывать своей власти над вашей верой, слабой, требующей иногда строгого исправления. Но мне приятнее быть участником, споспешником вашей радости, а не свидетелем скорби и борьбы вашей с вашей же леностью и упорством. Теперь и я вместе с вами радуюсь за вас: ибо вы верою тверды. Вы тверды верою, т. е. отчасти утвердились после моего письма к вам, как мне сообщено об вас, а также лучшие из вас постоянно оставались твердыми в вере, несмотря на окружающие их соблазны и нестроения.

Гл. II, ст. 1. Итак я рассудил сам в себе не приходить к вам опять с огорчением, т. е. со скорбью для вас и для меня, до тех пор, пока вы не исправитесь.

Ст. 2. Ибо если я огорчаю вас с целью быть вам полезным и сам в то же время скорблю, то кто обрадует меня, как не тот, кто огорчен мною? Кто утешит меня, если не вы, – своим детским послушанием, своим исправлением? Так отец или мать, огорчая своих детей, сами чувствуют боль в сердце не меньше своих огорчаемых детей. И все это делают для общей пользы, для своей чести и для блага своих детей как общественных деятелей в настоящем или будущем.

Ст. 3. Это самое и писал я вам; с этой целью и сделал вам в первом письме строгие укоризны и внушения, чтобы вы до моего прихода исправили у вас беспорядки, прекратили распри, объединились любовью; чтобы по моем приходе к вам мне не иметь огорчения, скорби от тех людей, об исправлении которых мне желательно было бы и надлежало бы радоваться; ибо я во всех вас уверен, что моя радость есть радость и для всех вас.

Я опасаюсь, чтобы мне, по пришествии моем, не найти вас такими, какими я не желаю вас видеть, также чтобы и вам не встретить, не найти и меня таким, т. е. строгим обличителем, взыскательным, наказующим, каким вы не желаете меня видеть среди вас после долгой разлуки с вами; чтобы мне не найти у вас раздоров, клевет, обид, гордости и других беспорядков (2 Кор. XII, 20). Следовательно, от коринфян зависело видеть апостола таким или иным. И так как им радостнее было видеть апостола добрым, радующимся, а не печальным, то они и должны были исправиться; а св. апостол Павел готов был ждать этого исправления и отложил свое пришествие в их город до того времени, пока там не благоустроится жизнь христианская.

Наперед же и послал свое первое письмо, строго обличительное. Но чтобы коринфяне не подумали, что обличения эти были написаны от лица, как бы имеющего власть над их верою, со строгою укоризною, с негодованием, без всякого сострадания к грешным, св. апостол, успокаивая дух коринфян и предрасполагая их к себе, пишет:

Ст. 4. Не с негодованием, не яко власть имеяй, не для того, чтобы огорчить вас, писал я вам первое письмо; нет, оно написано от великой скорби и стесненного сердца, среди многих слез, пролитых при изображении ваших беспорядков. Я писал к вам, собственно, для того, чтобы вы, познали мою отеческую любовь, какую я в избытке имею к вам и под влиянием которой я и писал вам строгие внушения. Поймите же, коринфяне, мое благожелание вам; не огорчайтесь моим правдивым словом. Так, православные, и ныне нужно ценить не столько слово ласковое, ласкательное и уклончивое, сколько слово прямое, для иных кажущееся резким, но зато благонамеренное, общеполезное. Правда ведь всегда глаза колет. И нож хирурга-врача боль производит, но зато после бывает исправление тела, облегчение недугов.

Не будем и мы, православные, доверять дурной молве о каком-либо общественном деятеле, если видим или слышим про его крутые меры в управлении или про его сильные и строгие приказы. Благонамеренность, любовь к общему благу заставляет быть строгим ко вредящим общественному благоустройству.

И дай Бог, чтобы побольше было людей правдивых, честных, трудолюбивых, и говорящих, и действующих во имя общей пользы, чтобы их слова и меры достигали целей так же успешно, как достиг того св. апостол в Коринфе.

Проповедь протоиерея Василия Михайловского

На Гал.2:16-20.

16. Братия! узнав, что человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона; ибо делами закона не оправдается никакая плоть.

17. Если же, ища оправдания во Христе, мы и сами оказались грешниками, то неужели Христос есть служитель греха? Никак.

18. Ибо если я снова созидаю, что разрушил, то сам себя делаю преступником.

19. Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу,

20. и уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня.

И ныне вы слышали на Божественной литургии чтение из того же послания к галатам, которое было предложено вам св. Церковью в прошлое воскресенье. И сегодня апостол успокаивает галатов касательно принятой ими от него истинно спасительной Христовой веры и опровергает ложные внушения им от непросвещенных, крещеных пришлых евреев. Эти крещеные евреи навязывали христианам Галатии еще еврейские обряды, будто бы необходимые для спасения; например обрезание, жертвоприношения, праздники и др. Апостол же Павел говорит, что эти обряды, а также и постановления о них, уже потеряли свою силу с появлением христианства, что они имели воспитательное, руководительное значение до пришествия Спасителя в мир. При Христе и после Него в обществе верующих учреждены уже другие порядки, иные обряды, более сообразные с духом Евангелия.

Проникшись евангельским духом, св. апостол Павел понял излишество, бесполезность и непригодность многих еврейских обрядов, отказался от них сам, не навязывал их и другим, например своим ученикам, и навсегда предался вере Христовой. Об этом-то он и говорит галатам в ныне прочтенных стихах послания.

Гл. II, ст. 16. Я узнал, что человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона.

Что же называется оправданием? И что это за дела закона, которые не могли оправдывать человека? Оправданием называется признание человека подсудимого освобожденным от кары, восстановление его прежних прав и даже вознаграждение его должным почетом. Такими подсудимыми, состоявшими под карою, под клятвою, под гневом Божиим, были все люди, грешившие до Христа.

Чтобы получить оправдание, нужно быть чистым, безупречным, непорочным. Но кто из людей мог быть таким? Никто из людей не свободен от греха, от скверны, если бы даже кто прожил хотя и один день (Иов. XIV, 4). Где же человеку спасение? В чем милосердый Господь указал спасение падшему Адаму? В вере во грядущего Христа. Этою-то верою, ожиданием Искупителя и любовью к Его ожидаемому Царству жили все ветхозаветные люди; верою в грядущего Спасителя спасались благочестивые мужи еврейские. Господь по милосердию Своему к грешным евреям, для поддержания в них веры во Грядущего дал им многочисленные обряды, жертвы, указывавшие на будущие спасительные действия. Об обрядах, жертвах, омовениях, окроплениях даны были евреям подробные и строгие предписания. И для многих евреев эти предписания составляли главное в их религии, об исполнении их они более всего заботились. Такие-то действия и называются делами закона.

В чем же проявлялись эти дела закона, не оправдывавшие человека?

У евреев был закон нравоучительный, изображавший в десяти заповедях любовь к Богу и к ближнему. Этот закон и при Христе, и после Его вознесения не отменен, но возвышен и усилен, и даже для христиан всегда обязателен. Он и для евреев был обязателен и спасителен.

Но пред Рождеством Христовым эти заповеди стали исполнять только по букве, наружно, без сочувствия; ограничили, например, благоговение к Богу одними только обрядами. Например, велено было евреям молиться Богу Единому, Истинному. Они молились и много, и долго, но только напоказ; вообще все благоговение их пред Богом было только выученной заповедью. Приказано было им посвящать субботу Господу Богу. Они, действительно, и не работали в этот день (Исх. XVI, 29–30), не производили ни купли, ни продажи (Неем. X, 31, XIII, 15–17), не носили никакой ноши (Неем. XIII, 19Иер. XVII, 21–24), не зажигали огня для приготовления пищи (Исх. XXXV, 3). Даже за собирание дров в этот день один еврей подвергся смертной казни (Чис. XV, 32). Они зато, кроме чтения закона и молитв, ничего доброго и не делали в этот день, боялись и пальцем лишний раз двинуть, чтобы не согрешить. Даже считали неблагоприличным и как бы оскорбительным дню творить добрые дела в свой еженедельный праздник, как доказали это вожди еврейского народа – книжники и фарисеи, не раз осуждавшие Христа за чудесные исцеления Им разных больных по субботам. Предписывалось евреям их учителями по субботам не проходить более двух тысяч шагов. И они опасались перейти за это пространство, хотя бы за чертою двух тысяч шагов какой-нибудь несчастный взывал о скорой помощи от субботствовавшего еврея. Скажите, неужели такое обрядовое, бездушное отношение к заповедям о любви к Богу могло послужить к оправданию, ко спасению еврея? Нет, никогда мертвое, жестокосердое не будет иметь части в Царстве живого, милостивого Бога.

От евреев требовалось, чтобы совершеннолетние евреи каждый год приходили в храм Иерусалимский в три больших еврейских праздника- на праздник Пасхи, Пятидесятницы и Кущей. Все это было предписано для того, чтобы поддержать веру у евреев в Единого Истинного Бога, оживлять в них чувства братские и возбуждать в них общие ожидания Мессии-Царя. И вот евреи тянутся, направляются с разных концов мира к Иерусалиму на богомолье. Каково же их бывало путешествие? Строго ли? Благоговейно ли? Не было ли и у них на длинном пути к Иерусалиму каких-либо проступков? Конечно, в семье не без урода. Да и вообще, евреи эту обязанность, наскучившись ею, исполняли только тем, что лично были на празднике и приносили жертвы и денежные вклады в храм. А насколько они участвовали в молитве? Насколько им там уясняли закон и пророков? Законоучители их заботились больше об обрядах, превратно толковали закон и пророков во вред чистой вере евреев. Так не лучше ли было бы, если бы отменить эти частые путешествия в Иерусалим, лишь бы евреи жили верою в Мессию в Вавилоне ли, в Месопотамии, в Греции или в Египте? И не потому ли Господь разрушил столицу евреев и самый храм Иерусалимский, что не видел в евреях живой веры, а только мертвый обряд и оскорбительное величию Божию ханжество?

Евреи заповедь о посте соблюдали очень строго: изнуряли себя постом до того, что едва влачили ноги, едва голова держалась на плечах прямо, постилали себе вместо мягкого ложа власяницу, посыпались пеплом. И думали они, что за такой-то пост они и получат от Бога все милости. Но Бог не слушал их. И возвестил чрез пророка Исайю, что такой пост Ему не угоден, если в другое время Его люди угождают своим прихотям и мстят другим за всякие обиды, если не творят милостыни голодным, бедным и странникам (Ис. LVII, 3–5).

Евреи не были скупы на жертвоприношения. Они приносили Богу в жертву скот откормленный, в обилии проливали пред алтарем кровь тельцов, агнцев и козлов. Евреи, кроме субботы, уважали и другие свои праздники. Что же Господь сказал им? К чему Мне множество жертв ваших? Впредь не носите… даров пустых, т. е. без сердца, согретого любовью к Богу и ближним; курение ваше отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний ваших не могу терпеть. Празднование у вас в то же время и беззаконие. И когда вы простираете на молитве руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и сколько бы вы ни молились, не послушаю вас. Ваши руки исполнены кровей. Очиститесь; удалите худые деяния ваши от очей Моих; перестаньте злодействовать. Учитесь делать добро; любите справедливость, восстановите угнетенного, защитите сироту, разберите дело вдовицы (Ис. I, 11–17).

Если евреи держали так себя при исполнении нравственных законов, то можете судить, как бездушно и в то же время как кропотливо, до мелочей исполняли они по наружности законы другого рода – собственно законы обрядовые. Эти законы касались приношений в жертву животных или хлеба (Лев. VI). В этих законах назначено: какие животные годны в жертву? Какие части из них на что следует употреблять, всего ли животного приносить в жертву или только часть его? Как и с чем приносить на алтарь эту жертву? Кто будет ее приготовлять? Евреи это до подробности исполняли. В законе сказано было, каких птиц и животных можно употреблять евреям в пишу (Лев. XI). Животные разделены в законе на чистых и нечистых для внушения евреям различия между ними и язычниками как существами нечистыми. А евреи, даже крещеные, все-таки наблюдали законы Моисеевы о пище, с неприязнью смотрели на вкушающих запрещенное Моисеем, тогда как в Христовой Церкви уже не существовало различия между евреем и язычником. Так не время ли было еврею отбросить эти дела закона, чтобы жить верою и любовью Христовою, чтобы заботиться более о развитии в себе нравственного чувства, любви к ближнему, чем дорожить старинными преданиями и обрядами, уже потерявшими силу и мертвящими порывы сердца и ума просвещенного, развитого? Потому-то св. апостол Павел и говорит:

(ст. 16) и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона, выше изображенными; ибо делами закона не оправдается никакая плоть, никакой человек.

Православные! Нет ли и в христианской вообще, и, частнее, в нашей православной среде тех же дел закона благовидных, но не полезных душе и не спасительных? К сожалению, есть, и как их еще много! Например, к чему нужно ханжество, лицемерие на молитве, длинные стояния на ней, если человек устами только чтит Господа (Ис. XXIX, 13–14Мф. XV, 8–9Мк. VII, 6–7), а сердце его далеко от Него? К чему изнурительные посты постника или постницы, когда, вкушая мало хлеба и воды, не укрощают языка, ворчат, брюзжат на людей, не прощают им, а иногда положительно вредят им? Разве такой пост полезен? «Многие, – пишет св. Тихон Задонский, угодник Божий, – не едят рыбы, масла, молока и прочих снедей, которых Бог не запретил, но паче благословил верным с благодарением принимать, но пожирают людей слабых. Многие не подают делами своими соблазна, хорошо сие и похвально, но языком разносят соблазны и с места на место переносят зло, как зараженные заразу и ветер пожар, от чего бывает много бед и напастей. Содержат многие предания отеческие, и то хорошо, но заповедь Божию, например о любви и снисхождении к ближнему, разоряют». Спасут ли душу жертвователя крупные пожертвования на храм Божий, на ризницу или исключительно только на колокол, если жертвуемая почтенная сумма незаконно составилась из денежек и копеек нищей братии, а сия зарабатывает кусок хлеба потом и кровью, с потерею здоровья, с горем семьи и нуждою; если значительный пожертвованный капитал жертвователя есть плод обмана, обмера, обвеса, задержки или утайки чужих трудовых денег? Нет, как бы велики пожертвования ни были на храм ли Божий или на колокол, но если жертвователь не имеет любви к ближнему – пользы ему, спасения его душе нет и не будет. Говорил в свое время св. апостол Павел: если я раздам все имение мое и отдам ради Христа тело мое на сожжение, а любви к ближнему не имею, нет мне в том никакой пользы (1Кор. XIII, 3). Бог не нуждается в наших пожертвованиях и угождениях; но Он Сам дает всем и всему жизнь и дыхание и все (Деян. XVII, 25). Он дает богатство человеку, внушая ему позаботиться о людях, особенно близких по вере и крови (Гал. VI, 10). Милости хочу, а не жертвы (Ос. VI, 6), говорит Бог.

Или делают еще богатые взносы на вечное поминовение в храм по завещанию, а своих родных оставляют без всякой помощи. Полезна ли душе такая жертва?

Есть такие православные особы, которые, заказавши заупокойную литургию, во время ее не допускают гласного поминовения чужих покойников. Моя, дескать, заказная служба. Как будто бы молитва других за своих усопших и в самом деле повредит душе поминаемого ими. Где же тут любовь к ближнему?

Или не бывает ли того, что мы как-то с презрением смотрим на иноверцев-христиан, инакомыслящих; называем нехристями, чуждаемся их, насмехаемся над их обрядами, учением? Разве это по-православному? А сами хвастаем своим Православием, хотя живем-то не вполне по-православному.

Или иные в церковь Божию неопустительно ходят и, кажется, с особенною любовью посещают каждодневно утреннее и вечернее богослужение и Божественную литургию. А между тем, дома, в своей семье, каждодневно являются суровыми тиранами семейства, скупыми, злопамятными. Что же? Принесет пользу эта набожность, это богомолье?

Говорить ли о богомольцах и богомолках, предпринимающих дальние путешествия в Соловецкий монастырь, в Киев, в старый Иерусалим? Не много ли между богомольцами и богомолками бывает праздношатающихся? Не ухудшается ли во многих богомольцах нравственность от дальних странствований в толпе разнокачественных спутников? Прислушайтесь к разговорам многих богомольцев на пути к святому месту. Сколько лжи, обмана, ханжества, срамословия, соблазнительных рассказов! О других делах богомольцев умалчиваем.

Но к чему говорить о дальних богомольях? Нет ли в нас самих чего-либо похожего на предыдущие примеры? Многие ли из нас в день праздничный охотно идут в храм Божий? Не развлекаемся ли мы на пути к храму разговорами неблагочестивыми, наблюдениями и пересудами? И приходим мы в церковь почти не приготовленными к молитве. И не бывает ли того, что в церкви во время богослужения нашу душу не посещает теплота молитвы и умиления? И мы возвращаемся из храма с такою же холодностью, с какою и вошли в храм. Как жаль, что эта холодность бывает во многих из нас нередко! Да и после богослужения, на пути и дома, мы возвращаемся к прежней рассеянности – к старым грехам. А такой образ жизни ужели достохвален? Ужели послужит душе на пользу? Нет, такие дела не оправдают нас. Что же делать?

Уж не оставить ли нам рассматриваемые нами религиозные действия, например пост, богомолья, пожертвования, чтобы не заслужить осуждения за наружное их исполнение? Нет, не оставить нужно, а нужно исправить их, одухотворить. Объясним проще. Например, пост, или воздержание от пищи, полезное для здоровья, для долголетней жизни и благоприятное для души и ее занятий, получает священное значение тогда, когда мы забываем обиды другим, избегаем греха, обуздываем язык и помыслы, от сберегаемой суммы в хозяйстве уделяем более, против мясоедного времени, на нужды голодающим честным людям.

Молитва должна быть всегда сосредоточенная, смиренная, без ханжества и постоянная. Богомыслие – это жизнь нашей души.

Милостыня, как выражение любви к ближнему, должна быть не своекорыстная, не самолюбивая, не напоказ только и не в видах наград земных за почтенное пожертвование. Твори добро так, чтобы левая рука твоя не знала, что делает правая, чтобы про иные, если не про все, твои добрые дела не знали не только чужие, но и свои, даже жена и дети. Или, если же известна благотворительность ваша, то пусть дети приучаются на вашем примере смирению, молчаливости и постоянной благодарности к Богу за милости Его к вам самим. Ваш пример подействует на мягкое сердце их, и они будут добрыми. Не возмущайтесь и не огорчайтесь неблагодарностью лиц, вами покровительствуемых. Здесь-то при действиях наших, по-видимому добрых, и должна быть твердая вера в Бога, постоянная мысль о Нем, о нашем собственном ничтожестве, нищете. Здесь-то и требуется смирение, главная забота о спасении своей души, радостная готовность быть полезным всем во всем добром. Кто твердо верует в Бога, тот зорко следит за своею душою, за всеми изгибами своего самолюбивого, расчетливого сердца и каждый порыв его, недостойный христианского звания, старается удержать, сдавить, чтобы его молитва, его дело, его обряд был проникнут сосредоточенною мыслью о Боге. Ведь такая сосредоточенность, такая дума о Боге возможна, и как она радостна нашей душе! Попробуйте творить милостыню, хоть небольшую, но постоянно с этой целью. Или ходите в церковь с обдуманностью, попусту не развлекайтесь, не раздражайтесь поутру ни в доме, ни по пути к храму, а вступайте в него, памятуя о празднике и молитве в храме. И вы в храме по милости Божией удостоитесь радостной молитвы, испытаете в душе своей неземное состояние хоть на несколько секунд. И тогда вам будет жалко оставлять храм. Вот об этом-то и нужно заботиться каждому христианину, чтобы душа чаще жила мыслями, делами и обрядами, напоминающими ей о духовном мире, о небе. О горнем помышляйте, а не о земном (Кол. III, 2).

Милостыня высоко ценится на Страшном суде. Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец (1Ин. IV, 20). Этими-то мыслями и жила душа св. апостола Павла, когда он познал мертвенность, бесполезность обрядов еврейства. Апостол знал также и то, что среди христиан есть много людей грешных, исполняющих только обряды христианской жизни. Но в этом не виновны ни вера Христова, ни сам Христос.

Ст. 17. Если же, ища оправдания во Христе, мы и сами оказались грешниками, то неужели Христос есть служитель греха? Никак.

Ст. 18. Ибо если я снова созидаю, что разрушил, то я сам себя делаю преступником. Так говорит апостол. Если кто-нибудь из евреев или язычников принимает христианство и потом в христианстве все-таки исполняет обряды языческие или иудейские, например в народных праздниках, или хранит предания, суеверия прежней своей веры и под их влиянием грешит по-прежнему, то неужели кто-нибудь другой виноват, кроме самого христианина грешащего? Виновна ли или бессильна вера Христова в нас, если мы, каждый год очищая свою душу покаянием и освящая ее святым причащением Тела Христова, – после того снова ведем прежнюю, неразумную, греховную жизнь? Нет, мы сами себя делаем преступниками, более ответственными, чем каким может быть человек, не познавший веры

Христовой. Уж если мы дали обет в верности Христу, будем же дорожить им и не нарушать его. Так старался поступать и св. апостол Павел. Он говорит про себя:

(ст. 19) законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Т. е. закон Моисеев и пророки указали ему, что обряды еврейской религии не вечны, что они отменены будут с пришествием Мессии и что, следовательно, после явления Мессии на земле еврейская религия будет заменена другою, высшею верою. Потому-то апостол говорит, что он благодаря руководству ветхозаветных книг оставил ветхозаветные обряды и условия спасения. Я, говорит апостол, сораспялся Христу,

(ст. 20) и уже не я живу, но живет во мне Христос. Т. е. я, обращенный благодатью Божиею к истине, теперь ни кто иной, как покорный, всецело преданный раб Христа. Повиноваться Ему, Святейшему, Примилосердному – для меня несказанная радость, блаженство. Служить ему постоянно – вот единственная цель всей моей жизни. В таких рабах, послушных, свято исполняющих волю Божию, Христос обещался жить. Он сказал: кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое, и он возлюблен будет Отцом Моим, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим (Ин. XIV, 21–23). Такого счастья, такого блаженства и удостоился св. апостол, когда он свидетельствует, что в нем живет Христос и все добрые дела не его, но плод благодати Христовой. Сердце св. апостола стремилось как можно скорей оставить здешний мир, чтобы, не развлекаясь суетою, скорее навсегда со Христом быть и на небе вполне иметь ангельскую жизнь. Для меня жизнь на земле – Христос, и смерть – приобретение. А я имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше (Флп. I, 21, 23). Но жизнь и смерть в руце Божией. Господь Премудрый и Всеблагий знает, кому когда умереть. С верою в Бога св. апостол и проводит свою земную жизнь, терпеливо, без ропота ожидая конца ее.

А что ныне живу еще во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня. Жизнь наша есть бесценный дар Божий, продолжение ее есть особенное знамение милости и долготерпения Божия. Мы же по своим грехам не жизни, а смерти давно заслуживаем. Но Христос, положивший душу за нас, щадит нас, попускает нам жить.

Чем же мы воздаем или воздадим Христу за Его любовь? Чем? – Верою, сопровождаемою добрыми делами, молитвою и милостынею к ближним, благодушным терпением неправды за имя Христово, перенесением скорбей, болезней, бедности и т. п. с уверенностью, что все это устрояет возлюбивший нас Христос и устрояет к лучшему.

Ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию… Не о себе только каждый заботься, но каждый и о других (Флп. II, 3–4). Не будем тщеславиться, друг друга раздражать, друг другу завидовать (Тал. V, 26). Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов (Тал. VI, 2).

На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи. Они связывали бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагали на плечи людям, а сами не хотели и перстом двинуть… Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, а сами поедаете домы вдовиц и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять (Мф. XXIII, 2, 4, 14, 23). Ибо делами закона, обрядовых и внешне исполняемых, не оправдается никакая плоть (Гал. II, 16).

Проповедь протоиерея Василия Михайловского

На 2Кор.6:1-10.

1. Братия, мы же, как споспешники, умоляем вас, чтобы благодать Божия не тщетно была принята вами.

2. Ибо сказано: во время благоприятное Я услышал тебя и в день спасения помог тебе (Ис. IL, 8). Вот, теперь время благоприятное, вот, теперь день спасения.

3. Мы никому ни в чем не полагаем претыкания, чтобы не было порицаемо служение,

4. но во всем являем себя, как служители Божии, в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах,

5. под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдениях, в постах,

6. в чистоте, в благоразумии, в великодушии, в благости, в Духе Святом, в нелицемерной любви,

7. в слове истины, в силе Божией, с оружием правды в правой и левой руке,

8. в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны;

9. мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем;

10. нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем.


Православные! Бог богат милостями. Он их посылает в обилии незаслуженно со стороны человека. Так было и в Коринфской Церкви. Из первых христианских общин ни об одной не известно, чтобы в них в таком обилии, славе и обширности сообщались верующим дары Духа Святого, как например, дар языков, дар истолкования их, дар пророчества, дар учения, дар различения духов, т. е. душ благонамеренных или злых. При таком благолепном состоянии Церкви Коринфской тем больше забот должно быть у самих коринфян о сохранении своей славы, о поддержке и развитии своего благочестия и достойном употреблении сверхъестественных и естественных даров Божиих. Об этом-то и умоляет коринфян св. апостол Павел.

Гл. VI, 1. Братия, мы же, как споспешники, как сотрудники Богу, сослужители Христу, слуги для вас, ради вашего же спасения, умоляем вас о том, чтобы благодать Божия, полученная вами в обилии, не тщетно была принята вами. Что же такое благодать? Благодать есть такая сила Божия, которая подается слабому существу – человеку – для того, чтобы он достигал назначенной ему от Бога цели. Например, человек создан для праведности, но он пал; Господь желает его спасти и посылает ему Свою благодать, Свои силы, при которых грешник, если захочет, может спастись. Такие-то силы даны были и коринфянам. Они стали христианами, получили внешние знамения высшей помощи Божественной. Им оставалось быть только послушными орудиями воли Божией. Но они скоро стали злоупотреблять дарами Духа Святого: даром языков, пророчества, пренебрегли даром любви. А потому св. апостол и стал увещевать христиан быть благодарными к Богу и дорожить полученными благами, как талантами; употреблять их на пользу души своей и ближнего. Случиться может, что из-за нашей жестокости и лености благодать Божия отступит от нас. А без нее человек – погибшее существо. Итак, пока есть возможность, пользуйтесь всем, что служит ко спасению нашей души. Богатства Бог посылает? – Не скупясь делись ими с бедными. Здоровье Бог дарует? – Трудись, пока есть силы. В церковь зовут? – Торопись в нее. Преподают св. учение, проповедь? – Не упускай случая услышать. Литургия совершается? – Не откладывай покаяния в своих грехах и св. приобщения до поста или на неопределенное время. Наступит оскудение слова пастырского (а Господь в наказание верующим иногда действительно отнимает проповедников своих от народа упорного) или силы телесные изменят тебе и не дозволят посещать храма и слышать живое слово пастыря. Или отнимет Бог богатство. Что тогда будет с тобою? Упадешь духом, ослабеешь телом; поддержки и утешения от окружающих не жди, если сам не был добродетельным. На богатство не надейся. Тогда будешь жалеть о протекших красных днях, о золотых временах, да поздно. А вот, теперь еще время благоприятное, вот, теперь еще продолжается день спасения.

Ст. 2. Итак, пока есть время, благоприятное для покаяния, исправления жизни и для добродетелей; пока Господь терпит нас, слушает нас и в теперешние дни, удобные для спасения, Своею благодатию помогает нам (Ис. IL, 8), позаботимся, православные, воспользоваться предоставляемыми нам средствами ко спасению, как-то: богослужением, святыми таинствами, проповедью, образованием ума и сердца, случаями к благотворению. Сам же Господь с радостью готов освятить душу нашу; Он стоит при дверях ее сердца и ждет, когда-то мы откроем ее для благодатного веяния, для святых ощущений. Но мы часто ленимся, откладываем исправление до будущего времени, а в благодеяниях отказываем. Вдруг смерть нас захватит врасплох, а мы не готовы для Царствия Небесного. Тогда нас, как непотребных, нерадивых рабов, не имеющих одеяния брачна, дел любви, не допустит Господь разделять блаженства рая, а осудит во тьму кромешную. Поучимся же у св. апостола, как он, по обращении ко Христу, дорожил полученною им благодатию. Он говорит о себе и своих сотрудниках:

(ст. 3) мы никому ни в чем не полагаем претыкания, то есть ничего в жизни своей не делаем предосудительного, чтобы не было порицаемо служение апостольское.

Ст. 4. Но во всем являем себя, как служители Божии, в великом терпении, перенесении обид и скорбей как первой необходимой добродетели, в честном исполнении своей должности, в бедствиях отовсюду, в нуждах, в тесных обстоятельствах.

Ст. 5. Безмерно и многократно под ударами (2Кор.XI:23–25Деян. XVI:23), не раз в темницах, в узах, в темных и смрадных местах, в изгнаниях за правду, в трудах для прокормления себя, в непрестанном проповедании слова Божия, во бдениях среди проповеди, как он всю ночь провел в Троаде в богослужении, и также апостол день и ночь работал, чтобы иметь себе хоть скудный кусок хлеба; в постах, иногда невольно им переносимых из-за недостатка в пище, а большею частию в посте добровольном, в воздержании и телесном, и духовном. Таковы были внешние, стеснительные обстоятельства у св. апостола Павла. Но это еще не все. Он старался быть истинным служителем Божиим.

Ст. 6. И по чистоте душевной, и по внешней безукоризненной жизни, по благоразумию, при котором и сверхъестественные дары находятся в добром и полезном распоряжении человека (1Кор.XIV:32–332Пет.I:5) и при котором жизнь свою – этот великий дар Божий – св. апостол Павел сохранял, не напрашиваясь на мучения и пытки; по великодушному, безропотному, даже радостному перенесению бедствий, ударов, уз, по незлобию ко врагам, по спокойному обращению с тяжкими грешниками, с заклятыми врагами Христовыми; по благости, по доброте души, проявлявшейся в милостыне людям бедным, в Духе Святом, Который просвещает наш ум и согревает наше сердце, делает его особенно чувствительным и любвеобильным; почему св. апостол и говорит, что Он проявлял свое звание в нелицемерной любви. Свойства же этой любви изображены у него так: истинно христианская любовь долготерпит, милосердствует… не завидует… не превозносится… не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает… все переносит (1Кор. XIII, 4–7).

Ст. 7. Дух Святой – Дух истины – просвещает ум человека. А потому св. апостол Павел, получивши благодать Духа Святого, являл свою любовь к Нему в слове истины, в силе Божией, ратовал с оружием правды в правой и левой руке. Истина – это есть сила несокрушимая, как бы ни старались ее подавить, закрыть или изгнать. Истинное учение Христово, охвативши сердце апостольское, возбуждало в нем всюду ревность великую, так что он посвятил Христу все свои силы и духа, и тела и утверждал правду Божию, несмотря ни на какие препятствия, отражаясь со всех сторон и справа, и слева. Он ратовал с оружием правды, как сказано, в правой и левой руке. Это выражение напоминает нам древний способ воинского вооружения и самозащиты. Воин выходил в древности на врага, держа в левой руке щит и защищаясь им от стрел или копий вражиих, а в правой руке имел меч или стрелу и ею отражал врага или даже нападал на него. В таком вооружении человек одною рукою защищал себя, а другою поражал врага. Так и апостолу приходилось и защищаться от врагов, и отражать их клеветы на него и на христиан, и в то же время наступательно действовать против языческих мудрований и еврейских мечтаний. Он старался всем всюду и всегда возвещать всю волю Божию несмотря на то, хвалят его или бранят.

Мы, говорит апостол, усердно выполняем свое служение.

Ст. 8. В чести ли мы или бесчестии, при порицаниях и похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны Богу.

Ст. 9. Мы для иных не известны, не знамениты, не заслуживаем внимания; но другие честные или беспристрастные люди нас узнают и признают в нас силу Божию, считают нас за посланников Божиих (Деян. XVI, 17). Нас почитают умершими, близкими к смерти от побоев, пощений и бдений; но вот, мы живы; нас наказывают с намерением отнять у нас жизнь; но мы не умираем, потому что жизнь и смерть в руце Божией. Поистине, православные, сила Божия совершается в немощи (2Кор. XII, 9).

Ст. 10. Нас огорчают и побоями, и узами, и клеветою, а мы всегда радуемся, потому что за имя Христово сподобились принять бесчестие. Мы нищи, то есть у нас нет ничего своего доброго, а все Божие; но мы, однако, многих обогащаем: т. е. мы, получивши дары Духа Святого, и других вводим в Церковь Христову для получения благ духовных; сообщаем им спасительные истины, ведем к Царствию Небесному, которое они и получат, если будут послушны Слову Божию.

Братия! Человеку в жизни и для жизни немного нужно. Нужно только иметь довольство тем, что Бог посылает, и нищету духовную. При этих ограничениях в жизни нашей мы избежим всех тех увлечений и страстей, которые нередко приводят человека к самым жалким последствиями, которые вовсе недоступны были душе святого апостола при великом его терпении и нищете духовной.

Подай, Господи, и нам дух целомудрия, смиренномудрия, терпения, любви!

Проповедь архимандрита Ианнуария (Ивлиева)

На 2Кор.6:1-10.

Отрывок из Второго послания к Корифянам, который был прочитан сегодня, продолжает важную для апостола Павла тему примирения с Богом: «Мы – посланники от имени Христова, и как бы Сам Бог увещевает через нас; от имени Христова просим: примиритесь с Богом» (2 кор 5,20). Примирение означает прекращение вражды. Вражда с Богом – следствие греха, который отлучает человека от Бога как источника жизни и самого бытия. Грех – причина страданий человека и его смерти. Примирение с Богом возвращает человеку свободу от греха и благодать спасения в Царствии Божием. Бог крестными страданиями, смертью и Воскресением Своего Сына примирил нас с Собою. Об этом даре Божественной благодати возвещает Евангелие, которое несет людям Апостол Павел. Это Евангелие примирения является Отеческим призывом к заблудшим детям вернуться домой, где их ждет любовь Бога Отца. В своем изначальном и предельно кратком виде это Евангелие было провозглашено Иисусом Христом: «Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк 1,15). Апостол называет себя посланником от имени Христа. Он послан во враждебный Богу мир, чтобы указать людям путь покаяния и веры, которая делает человека гражданином Царства Божия и возлюбленным членом семьи Божией.

Как посланник, работник и служитель Божий, апостол Павел постоянно сталкивался с непониманием или враждебным отвержением спасительной Вести. Но даже когда люди внешне принимали Евангелие, веру и крещение, они часто не сознавали той ответственности, которую налагало на них принятое ими крещение. Апостол настоятельно призывает коринфян не быть легкомысленными, не тщетно принять дарованную во Христе благодать примирения с Богом, но воплотить этот дар в своей жизни. Увы, трагедия многих христиан в том, что они по своей глупости и беспечности бессмысленно и неблагодарно принимают дары Божественной любви и благодати. Это чрезвычайно заботит апостола, и он напоминает коринфянам, что время не ждет, оно уже исполнилось, что «ныне день спасения».

Свой призыв к примирению с Богом, которое возможно через покаяние не на словах, а на деле, апостол обосновывает ссылкой на Слово Божие. Бог через пророка Исаию говорит: «Во время приятное Я услышал тебя и в день спасения Я помог тебе». Спасение, которое некогда было обещано «отроку Божию», исполнилось в Иисусе Христе как всеобщее спасение. Сам апостол, коринфяне, к которым он обращается, и мы, живущие спустя почти две тысячи лет, – все мы вместе живем в «день спасения». С помощью библейской цитаты апостол Павел выражает, что не он, но – через него – Сам Бог взывает к нам не тщетно принять дарованную во Христе помощь. «Ныне день спасения!» Это «ныне» – всякое время после смерти и Воскресения Христа. День спасения начался, продолжается и завершится в «День Господень» Вторым Христовым пришествием, всеобщим воскресением и Судом Божиим.

Апостол Павел – посланник Христов. Сам Иисус Христос воскрес и вознесся, Он сидит одесную Бога Отца и физически не присутствует в этом мире. Но апостол, да и все христиане, представляют Христа и Его Евангелие в этом мире. И люди судят о Христе и христианстве по тому, что слышат от нас, а главное, – по тому, что видят в нас. Апостол, описывая качества своей жизни и служения Христу, ожидает, чтобы мы, христиане, подражали ему в нашей жизни и в нашем служении. И вот, свое увещевание он начинает со слов: «мы никому ни в чем не даем повода для упрека». Действительно, ничто не вызывает таких оскорбительных насмешек над Церковью, как недостойное поведение ее членов и служителей.

Жизнь человека в этом мире трудна, и жизнь христианина – не исключение. Но верующему человеку Бог посылает помощь, укрепляя в нем то замечательное свойство, которое в нашей традиции обычно передается словом «терпение». В оригинальном же тексте Нового Завета это слово означает не способность пассивно переносить бедствия, но внутреннюю силу стойкого преодоления страданий и немощей, их преображение в силу и славу. Как в другом месте скажет Апостол Павел: «Господь сказал мне: «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи». И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова. … Ибо, когда я немощен, тогда силен» (2 Кор 12,9-10). Эту силу внутренней стойкости апостол Павел ставит, как основание, во главе длинного списка добродетелей и трудных обстоятельств, которые показывают его как истинного и верного служителя Христова.

Свой список апостол разбивает на смысловые строфы. В первой строфе подчеркивается стойкость в бедствиях, вызванных как внешними преследованиями, так и трудами при исполнении его служения. Во второй строфе перечисляются добродетели, которые понимаются как дары Святого Духа. Они помогают возвещать Евангелие в истине и в силе Божией. Образами оружия в третьей строфе апостол описывает свое служение как вооруженного Богом бесстрашного проповедника, которому не помеха ни слава и хвала, ни бесчестие и хула. Выражение «оружие правды в правой и левой руке» означает доспехи для нападения и защиты. В правой руке меч, «который есть Слово Божие», в левой –«щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого» (Еф 6,16-17). Наконец, в четвертой строфе апостол Павел перечисляет презрительные слухи о нем, которые распространяли его враги, критиковавшие каждое его слово и ненавидевшие даже его имя: он, мол, обманщик, никем не признанный, достойный наказания и смерти преступник, нищий, ничего не имеющий…. Но этой действительной или мнимой видимости апостол противопоставляет подлинную реальность: он возвещает истину, он признан, он, – несмотря на все угрозы смерти, – живой, он всегда радуется, он многих обогащает, он всем обладает. Такое возможно только благодаря тому, что он, действительно лишенный многих прав и привилегий, которых так страстно добиваются люди мира сего, своим духом, умом и сердцем принадлежит к миру иному, к Царствию Божию, открытому для него Иисусом Христом. Он – гражданин этого Царствия.

Несомненно, апостол Павел – великий человек, и опыт его жизни представляет собой исключительный случай. Однако, он, как Учитель, призванный на служение Самим Христом, имел полное право сказать: «Подражайте мне, как я Христу» (1 Кор 4,16). Он описывает свою жизнь, но тем самым он ставит перед нами высокие требования соответствовать званию примиренных во Христе детей Божиих, живущих в «день спасения». Как сказано в другом месте, мы – «сыны света и сыны дня: мы — не сыны ночи, ни тьмы. Итак, не будем спать, как и прочие, но будем бодрствовать и трезвиться» (1 Фесс 5,5-6). Перечисленными свидетельствами апостольской стойкости в испытаниях и его добродетелями Сам Бог как бы держит зеркало бодрствования и трезвения перед совестью каждого человека, носящего имя христианина. Этот список имеет тем большее значение, что вся церковная история и сегодняшняя церковная жизнь учат, какой соблазн часто несут «служители» Евангелия, так что для многих принятие Вести о любви Божией становится трудным или совсем невозможным. Да сохранит нас Бог от этих соблазнов!

Священномученик Фаддей (Успенский)

Поучение в Неделю 14-ю по Пятидесятнице

2Кор. I, 21–24; II, 1–4

Сщмч. Фаддей (Успенский).Притча о званных на брачную вечерю царского сына побуждает нас опять говорить о своем призвании. Учась в духовной школе, мы чрез то самое уже призываемся к тому, что осуществить составляет главную задачу этой школы. А задача ее прежде всего в том, чтобы готовить к служению пастырскому.

Прежде часто говорили воспитанникам духовной школы, что еще до вступления в нее они уже самым рождением и воспитанием в духовной семье призываются к служению пастырскому. И так действительно можно было говорить в то время, когда еще не было слишком резкого разделения между отцами и детьми, какое наблюдается в последнее время. Да и теперь еще как много духовное юношество получает по наследству от отцов добрых навыков в благочестии, тяготения к церковности и как долго потом живет этим наследством! Как бы в самой крови у некоторых юношей духовного сословия живет глубоко внедрившееся влечение к пастырству. Но в то же время все усиливаются голоса, что священство не может иметь кастического характера и передаваться по наследству, и указывать на рождение и воспитание в духовной среде как на доказательство призвания к пастырству становится поэтому все труднее.

Кроме голоса самой как бы крови, усиливаемого бытом, привычками, преданиями духовного сословия, вышедшие из последнего юноши теперь более склонны прислушиваться к другим голосам, призывающим к пастырству, обращаемым прямо к их уму, сердцу и воле. Как часто слышатся в духовной школе подобные голоса в Слове Божием, в творениях святых отцов Церкви, пастырей и учителей, в истории Церкви, страницы которой полны самыми высокими и привлекательными образами пастырства! Но большинству юношей эти голоса остаются совершенно как бы неслышными, потому что поступают они в духовную школу с мыслями двоящимися, колеблющимися. Даже те юноши, которые имеют призвание, сколько обыкновенно колеблются, сколько путей жизни переберут в уме своем, на какие различные пути даже и пытаются стать, пока, наконец, чрез долгие годы решатся отдаться пастырскому призванию! Если прежде можно было о многих юношах прямо сказать, изберут ли они или нет путь пастырства, то теперь в иные годы нельзя бывает сказать этого ни про одного из оканчивающих курс духовной школы: так неустойчивы большею частью современные юноши в пути правды, в преданности воле Божией, в решимости отдаться своему призванию!

Но, положим, что не все юноши, выходящие из духовной школы, действительно призваны к служению пастырскому, верны ли они вообще духовному званию, которое должны бы слышать в душе своей, в глубине совести и все христиане, так как все они называются «духовными»? Сколь часто юноша, выходя из духовной школы, вскоре же начинает заявлять, что он не интересуется не только богословскими науками, но и религией! Как часто юноша этот не только оставляет благочестивые обычаи, поддерживавшиеся школой, но даже начинает издеваться над ними и прежнее мировоззрение меняет, как какую-то одежду!

Почему же такая измена званию духовному? Почему так скоро по выходе из школы начинают говорить Христу: «Имей мя отречена» (Лк.14:18)? Обыкновенно потому, что трудным кажется идти «путем тесным» подвигов духовных, которым идти Христос заповедал Своим последователям. «Мы не пустынники, не подвижники, – говорят обыкновенно такие в свое оправдание, – мы люди обычные, с немощами плоти, совсем не желающие без всякой нужды отрекаться от законных радостей жизни земной и благ ее». Как будто Христос и апостолы, учившие о необходимости «идти путем тесным», были какими-то пустынниками! Значит, вот где коренная причина отречения от звания духовного, корень самого неверия во Христа это боязнь духовных подвигов, требуемых Евангелием, это желание разными сложившимися будто бы с логическою неизбежностью, а иногда складывающимися и в научное как бы мировоззрение взглядами на жизнь оправдать свое «хождение своими путями» (Деян. 14, 16), по влечению страстей житейских. Однако как ни старается таким образом человек уйти от своего духовного звания, совесть все же временами говорит громко и неумолчно против измены, и только до времени чрез свое равнодушие и забвение о звании духовном человек пытается скрыться от голоса совести, как страус прячет голову в перья, тщетно надеясь скрыться от преследующих его врагов.

Итак, в начале учебного года, слыша притчу о званных на вечерю, вдумаемся в смысл своего духовного звания. Напомним себе, что, уходя от голоса, нас зовущего к служению духовному, мы делаем выбор обыкновенно не между двумя путями жизни или родами деятельности, которые избрать было бы по существу дела безразлично, а между Христом и миром с его злом, грехом и страстями. Самая жизнь все более и более начинает напоминать о необходимости более резкого разделения между этими двумя, не сходящимися между собою путями; многие даже из простого народа начинают вопиять громко о неестественном и вредном соединении под одною кровлею «духовной» будто бы двух школ, разнородных не столько по изучаемым наукам, сколько по своему настроению.

Святейший Синод в последнее время напоминает о необходимости более искренней преданности духовного юношества главной задаче школы духовной воспитать в себе влечение к пастырству или, по крайней мере, к духовному общехристианскому званию.

Будем же самым делом воспитывать в себе эту любовь: искренно любя молитву, духовные упражнения и подвиги, возгревая огонь одушевления идеалами пастырства! А если и выйдет кто-либо из стен духовной школы на пути жизни светские, то пусть будет это не потому, что он слишком «возлюбил нынешний век» (2Тим. 4, 10), «притворный, привременный»251, а потому, что получил от Бога иного рода таланты. Только в том случае, если выходящие из духовной школы на пути жизни светской действительно от Бога получили соответствующие тому иные таланты, духовная школа может напутствовать уходящих полными своими благословениями, в противном же случае придется ей скорбеть о говорящих Христу с легкостью и равнодушием: «Имей мя отречена!» Аминь.

Епископ Василий (Осборн)

Проповедь в неделю после Крестовоздвижения

Еп. Василий (Осборн).В сегодняшнем Евангельском чтении, в отрывке, который всегда читается в воскресенье после Воздвижения Креста Господня, говорится о “цене ученичества”: Кто хочет идти за Мной, — кто хочет следовать за Мной, кто хочет быть Моим учеником, — отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. В этих словах — учение Христа, выраженное предельно кратко. И все же что это значит? Мне часто задают вопрос на исповеди: “Владыко, что такое мой крест?” Что это значит “взять свой крест”? И ясно одно: крест, что бы он ни означал, различен для каждого из нас. Ни один из нас не несет и не призван нести крест, сходный с крестом другого.

И сегодня мне бы хотелось использовать этот Евангельский текст для того, чтобы разъяснить значение этого слова, его духовное, внутреннее значение. Когда Иисус добровольно идет на крестную смерть, Он берет с Собой трех Своих учеников (все мы это помним по Евангелиям) в Гефсиманский сад и просит их ждать Его, пока Он отойдет, чтобы помолиться. И молитва Его такова: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия (Мф.26:39). И затем Он молится второй раз: Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя (Мф.26:42). И в третий раз молится теми же словами.

Чаша, о которой Христос говорит здесь, — Его собственные страдания и смерть, смерть на Кресте, Его Кресте, единственном Кресте, том Кресте, который только Он был призван нести. А как человек Он видит, что свободен в Своем выборе перед этой чашей, перед этим крестом: Он может принять его и может отвергнуть его. Его собственная человеческая воля может отличаться — и отличается, по крайней мере, потенциально, — от воли Его Отца, которая Ему известна. И в конце концов Он принимает для Себя волю Отца, соединяет Свою волю с волей Отца и принимает Крест — Свой Крест.

Мы видим здесь, что крест, который Христос призывает нас нести, по сути есть воля Бога о нас, тот жизненный путь, который Бог хочет, чтобы мы избрали; путь, который мы призваны избрать свободно, соединяя нашу волю с волей нашего Отца — нашего небесного Отца — и с волей Христа.
Но что есть воля Божия для нас? Как нам узнать ее? Этот вопрос постоянно стоит перед нами — или по крайней мере мы должны чувствовать, что он постоянно перед нами в той или иной форме. И не так просто на него ответить. Если кто-нибудь говорит вам, что узнать волю Божию легко, не верьте ему, — он заблуждается. Знать волю Бога о нас — значит иметь ум Христа, значит — знать и понимать мир так, как Бог знает его во Христе. И это знание во всей полноте принадлежит не каждому, но лишь святым.

И всё же мы не совсем лишены понимания. Иногда мы можем чувствовать — с определенной уверенностью — что в данной конкретной ситуации мы знаем или, по крайней мере, близки к знанию того, что Господь Сам желает для нас. И в таких случаях мы видим, что путь, который Господь избрал и уготовал для нас, предполагает крест — наш крест. Это предполагает достижение такой степени понимания, при которой мы осознаем, что наша воля отличается от воли Бога, что мы не желаем пить из чаши, предлагаемой нам нашим Отцом — и однако добровольно, свободной волей принимаем решение пить из нее, несмотря ни на что; пить сполна и всем своим существом.

На этот момент указывал Христос, говоря: Отвергнись себя. Что означает это “себя”, которое мы призваны отвергнуть? Есть ли это наша истинная личность? Ведь мы созданы по образу Божию. Мы не можем отвергнуть эту личность без отвержения нашего родства с Творцом. Но самость, которую мы призваны отвергнуть, — это наш ложный образ, который создали мы сами или который другие создали для нас. Это и есть то, что мы призваны отвергнуть, — самость, а не образ Божий, который составляет глубину и сердцевину нашего существа. Образ, созданный нами или другими, поверхностен, он не укоренен глубоко в мире, сотворенном Богом.

Отвергнуть себя и следовать за Христом — значит найти глубинную структуру нашей собственной жизни, нашего собственного существования, и принять ее как данную нам Богом. Эта глубинная структура выражает волю Бога о нас. Это и есть в действительности наш крест, который начертан в нашем существе, в телах, в душах, это Слово Бога к нам — и для нас. Как сказал мученик Иустин во втором веке, Слово Бога, Логос Бога изображается как греческая буква “Х”, подобно кресту на всю Вселенную. А если оно проходит сквозь Вселенную, оно проходит и сквозь нас.

Что мы теряем, когда находим этот крест в нас самих? Нам дана возможность оставить нашу фальшь, наш поверхностный образ, отказаться от того образа, который создали мы сами, и найти образ, созданный Богом. Нам дана возможность сменить фальшь на истину — “истина внутри вас”, как говорит Псалмопевец. Нам дана возможность сменить жизнь на условиях этого мира на истинную жизнь, — такую жизнь, какой она задумана о нас Богом.

И не случайно сегодняшнее чтение из Евангелия заканчивается словами: “Есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе”. И не случайно сразу после этого Иисус берет тех же трех учеников, которых Он пожелает взять с Собой в Гефсиманский сад, и возводит их на гору Фавор и преображается пред ними.
Обретение и принятие креста, который вписан в нашу жизнь и начертан в нашем истинном существе, отверзает врата для Божественной благодати. Христос в Своем Преображении сквозь эти шлюзы зримо являет Божественную благодать, нетварные Божественные энергии, чтобы преобразить и преисполнить светом и тем освятить и тело, и душу. Нечто подобное случается иногда со святыми. Но даже нам возможно испытать и ощутить что-то из этой реальности, когда мы в самой глубине окончательно подчиним нашу волю воле Бога.
Сделать это — значит осознать, осуществить волю Божию о нас в нашей собственной жизни, это значит стать “богоподобными”, в некотором смысле — обожествленными. А быть богоподобными — значит уметь давать и жертвовать — как Бог жертвует, свободно, безгранично — как говорит Христос, и грешникам, и праведникам. Это значит также прощать — быть готовыми в каждый момент простить, быть постоянно расположенными и способными к прощению. Как Бог.
Поэтому давайте серьезно воспримем слова Христа в сегодняшнем Евангельском чтении. Давайте спросим сами себя: что есть крест, где есть крест, который Христос призывает меня нести. И давайте употребим те духовные дары, которыми Господь наделил нас, чтобы найти этот крест. Он тогда будет нераздельно начертан как в видимом мире повседневной жизни, так и в глубинах нашего существа.

И найдя его, подобно драгоценной жемчужине, извлеченной из моря, давайте понесем его, следуя Христу. Если это наш истинный крест, мы найдем его необыкновенно легким, так как это будет и крест Христов, и Он понесет его вместе с нами.
Аминь.

3 октября 1999 г.

Проповедь святителя Филарета Московского

Слово в Неделю по Воздвижении

Иже бо аще постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейнем и грешнем; и сын человеческий постыдится его, егда приидет во славе Отца Своего со Ангелы Святыми. Мк. VIII, 38.

Отец Небесный не судит никому, но весь суд отдал Сыну Своему. Смотрите, как дивен суд Его. Как он точен и строг! Ибо наказание с преступлением измеряется одною и тою же мерою. Если человек постыдится Христа; вот преступление: – и Христос постыдится человека; – вот наказание. Но как вместе и снисходителен суд сей! Сколько дерзновенный раб захочет унизить пред очами своими Господа славы: столько, а не более, Господь славы хочет унизить пред Собою раба дерзновеннаго: «иже аще постыдится Мене: и Сын человеческий постыдится его».

Но каким бы в сем случае ни являлся нам Верховный Судия, строгим ли, дабы устрашить нас, и страхом спасти от преступления и осуждения, снисходительным ли, дабы устыдить нас, и стыдом спасительным предупредить стыд законопреступный, самое преступление, на которое произносится суд, кажется, может возбудить в нас весь ужас отвращения, и все внимание осторожности. Как? Будут люди, которые подумают, что Сын человеческий и словеса Его, то есть, Христос и Христианство, делают им стыд? – К сожалению невозможно в сем сомневаться. Будет то, что предсказывает Истина. Всеведущий Судия не провозглашал бы наказания, если бы не предвидел преступления.

Чтобы некогда Господь наш не постыдился нас, Христиане, нужно нам, в предосторожность нашу, внимательно размыслить, что значит «постыдиться Сына человеческаго и словес Его», и как можно впасть в сие преступление.

«Иже аще постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейнем и грешнем: и Сын человеческий постыдится его, егда приидет во славе Отца Своего со Ангелы святыми».

Стыдятся обыкновенно нечистаго, низкаго, презреннаго. Как же можно постыдиться Иисуса Христа всечистаго, превознесеннаго, препрославленнаго? Что значит в сем случае «постыдиться»?

Дабы определить разум сего слова в устах Иисуса Христа, надлежит вспомнить, что пред тем говорил Он о кресте. «Иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет» (Мк.8:34). Но что был крест в очах людей, прежде нежели крестная смерть и воскресение Спасителя нашего, представили оный и по внутреннему знаменованию величественным, и чрез то купно и по внешнему знаменованию священным? Он был орудие смерти для осужденных, и между осужденными для рабов, или для людей, признаваемых достойными вместе и наказания и поругания. Посему вероятно, что люди, привыкшие ценить вещи ценою народнаго мнения, услышав учение о кресте, тотчас подумали, как трудно последовать Учителю, Который готовится и готовит учеников своих к такому необыкновенному позору; вероятно, что люди отличной образованности и изящнаго вкуса по своему времени, стыдились даже стоять между слушателями такого Учителя, Который преподает столь странное учение. На сии помышления и чувствования испытующий сердца Учитель ответствует: «иже аще постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейнем и грешнем: и Сын человеческий постыдится его, егда приидет во славе Отца Своего со Ангелы святыми». Из сего можно заключить, что «стыдиться Сына человеческаго» определительно значит стыдиться Иисуса Христа, яко распятаго; и что стыдиться «словес» Его значит стыдиться учения о кресте. Предостережение против сего стыда очевидно нужно было для времен, в которыя господствовало Иудейство и язычество, и в которыя для опровержения Христианской веры, и для осмеяния Христиан, как безумных, довольным почитали сказать, что они веруют в Распятаго; – как безумных, говорю я; ибо точно сие говорит Апостол: «слово крестное погибающим юродство есть»; – «мы проповедуем Христа распята, Иудеем убо соблазн, Еллином же безумие»(1Кор. I, 18, 23); и посему тот же Апостол, вместо того, чтобы объявить себя приемлющим учение Христово, верующим ему, благоговеющим пред ним, почел довольным сказать, что не стыдится онаго: «не стыждуся благовествованием Христовым; сила бо Божия есть во спасение всякому верующему» (Рим. I, 16).

Должно заметить, что то же преступление, которое Иисус Христос называет стыдом имени Его и учения, иначе называет Он «отвержением Его», или отречением от Него: «иже отвержется Мене пред человеки, отвергуся его и Аз пред Отцем Моим, иже на небесех» (Мф.10:33). Стыдиться Христа есть начало, а отречься от Него есть совершение одного и того же преступления. Как «сердцем веруется в правду; усты же исповедуется во спасение» (Рим. X, 10): так сердцем стыдятся Христа в осуждение, чувствуют тягость и затруднение от Его учения, как несообразнаго с понятиями гордаго разума, с похотями плоти, с обычаями века сего; и в следствие таковых внутренних расположений, устами, делами и всею жизнию отрекаются от Него к погибели.

Нет сомнения, что каждый благомыслящий Христианин чувствует важность сего преступления, разсматриваемаго во всем его пространстве: и может быть, некоторые думают, что самая тяжесть онаго избавляет их от опасения, чтобы не впасть в оное. Не удивляюсь, если благонамеренные, но не опытные в Христианстве, так думают. Так думал Апостол Петр, когда на предсказание Иисуса Христа, что все Апостолы соблазнятся о Нем в следующую ночь, сказал Господу: «аще и вси соблазнятся о Тебе, аз никогда же соблазнюся» (Матф. 26:33). И еще на предсказание о его троекратном отречении от Христа: «аще ми есть и умрети с Тобою, не отвергуся Тебе». Так и все Апостолы думали: «такожде и вси ученицы реша» (Матф. 26:35). Но известно, что было в следующую ночь: «тогда ученицы вси оставльше Его, бежаша» (Матф. 26:56). И Петр, который менее всех опасался падения, пал бедственнее всех прочих. Отчего же сие случилось? От того наиболее, что Петр не опасался пасть так глубоко; а того еще не изведал, как древний человекоубийца тростием и изгребием закрывает пропасти, чтобы навести на них и низринуть неосторожнаго. Если бы кто из явных и сильных врагов Христовых напал на Петра: он увидел бы опасность, и вооружился бы мужеством. Если бы прямо сказали ему: отрекись от Христа: он ужаснулся бы сего преступления, и, может быть, подлинно решился бы в ту же минуту, до смерти стоять в исповедании осуждаемаго на смерть Иисуса. Вместо того, «приступи к нему едина рабыня»: чего тут опасаться? Она ничего не говорит, и вероятно, ничего не понимает, ни о вере во Христа, ни о исповедании Его; а только любопытствует о том, кого видали с Ним вместе: «и ты был еси со Иисусом Галилейским» (Мф.26:69). Петр подумал, может быть, что не стоит труда входить в разговор о Христе с людьми, которые так далеки от Его таин, и что сие значило бы метать бисер пред свиниями. По видимому, он старался только прекратить речь. «Не вем, что глаголеши» (Мф.26:70), сказал он; я тебя не понимаю: и не сведал, как постыдный для Апостола стыд Сына человеческаго прокрался в сердце Апостола. Нападение повторено сильнее прежняго: ибо другая рабыня указала его «сущим тамо». Надлежало усилить отпор: и Петр сказал «с клятвою, яко не знаю человека» (Мф.26:71–72). Таким образом уклонение от разговора о Иисусе не приметно превратилось в отречение от Его лица. Еще нападение и улика, – и Петр «начат ротитися и клятися, яко не знаю человека»(Мф.26:74), то есть, всеми силами отрицаться от Него. Сие нечаянное и глубокое падение Петра, горько им оплаканное, попущено Провидением Божиим не для его только испытания, но и в наставление всем нам, Христиане. Он преткнулся, дабы мы научились осторожно ступать по пути спасения. «Мняйся стояти да блюдется, да не падет» (1Кор. X, 12). Если мы думаем, что решились бы пожертвовать жизнию за Христа, когда бы то нужно было: то дабы сим приятным уверением, подобно Петру, не обмануть самих себя, мы должны тщательно смотреть за собою, как поступаем в тех случаях, когда для неизменнаго исповедания Христа нужно пожертвовать чем либо гораздо менее важным, нежели жизнь.

Подходит рабыня суетных приличий, и ни на чем добром не основанных обычаев, называемая в мире образованностию или людскостию (как будто без нея люди и людьми бы не были, и образа не имели), и говорит человеку, желающему быть последователем распятаго Иисуса: не ужели подлинно ты хочешь оставить путь столь многих людей разумных, разборчивых, сильных, богатых, почитаемых, любезных, которых образ жизни столько же приятен для них самих, сколько и всеми одобряем? Не ужели откажешь себе в удовольствиях и некоторых вольностях, которыя почти у всех почитаются невинными? Не ужели решишься быть странным в очах света и притчею общества? Не ужели будешь мучить себя подвигами, убивать постом, изнурять строгостями, которыя в самых отшельниках суть действие излишней, может быть, и не разсудительной ревности? До кого из желающих итти путем Христовым не доходят такия речи? К кому не приходят иногда такие помыслы? Что же скажем на сие, Христиане? Кажется, здесь дело идет не о том, чтобы отречься от Христа; нас хотят только пристыдить подозрением, «не были ль мы со Иисусом Галилейским», или не хотим ли вместо светскаго вечера, быть с Ним на всенощном бдении Его в саду Гефсиманском, где и Сам Он был с тугою и скорбию с болезненным, хотя притом совершенно свободным и охотным пожертвованием Своея воли. Нет, – говорят иные в тайных помыслах, я совсем не понимаю, что значит быть в саду Гефсиманском; я знаю, и хочу знать только такое Христианство, которое утешает, а не такое, которое учит лишаться, страдать, и каким-то непонятным образом умирать самому себе: «не вем, что глаголеши». Ах! Поберегись, желающий спасти душу свою! Если так говоришь ты: то уже ты последователь не Иисуса, возставляющаго падших, но Петра падающаго. Если ты сказал теперь об отречении от мира и от самого себя, о участии в страданиях Христовых и о крестном слове: «не вем, что глаголеши»: можно ли быть уверену, что не скажешь вскоре о Самом Христе: «не знаю человека»?

Войдем в какое нибудь из обыкновенных собраний, в доме или «на преддвории» (Мк.14:68); поищем Христиан между сынами века сего; вслушаемся в разговоры. Тотчас услышим ласкательство, злоречие, голос тщеславия, корысти, смех легкомыслия, вопли нетерпеливости, суждения о всем, что знают, и чего не разумеют. Но скоро ли найдем беседу, и в беседе человека, который бы свободно произносил слово, солию мудрости Евангельской растворенное, разсуждал с чадами плоти о душе, и сынам века сего напоминал о вечности? От чего же так редко говорят Христиане языком Христианским? – Они боятся, чтобы их не узнали, как Христиан, и за то не поругались им сыны века сего; чтобы им не сказали: «беседа твоя яве тя творит» (Мф.26:73). И так они таятся и молчат; – и не примечают, что стыдятся Сына человеческаго, и что их молчание иногда довольно внятно говорит миру о Иисусе: «не знаю человека»!

По сим примерам каждый может указать сам себе многие случаи в жизни, в которых мы более или менее приближаемся к опасности постыдиться Сына человеческаго, или совсем отречься от Него. Будь осмотрителен, Христианин, старайся благовременно примечать, где враг спасения твоего ставит тебе ковы на пути последования Иисусу Христу, дабы или осторожно миновать оные, или мужественно разрушать. Или пусть бы не входил Петр во двор Архиереев на столь близкую опасность; или, вошедши, уже не отступал бы так далеко назад от Того, Которому хотел так близко последовать. И ты, Христианин, или не приближайся, если можно, к людям, которые имеют безстыдство стыдить тебя тем, что составляет твою славу: или, если необходимо приближиться к ним, «глаголи о свидениях» Христовых пред кем бы то ни было, «и не стыдися» (Пс.118:46). Не являй своего дела благочестия, не провозглашай своего слова о спасении, когда не призывает тебя к сему никакая обязанность, и не вызывает на то слава твоего Спасителя, чтобы тебе не впасть в лицемерие или тщеславие: но не оставляй Богоугоднаго дела потому, что миру кажется оно странным; и когда захотят отлучить тебя от участия в скорбях, страданиях и поношениях распятаго Иисуса, скажи с благородною твердостию: «знаю человека», и желаю с Ним жить и умереть, чтоб и по смерти жить с Ним как с моим Спасителем и Богом. Не постыдись, когда крестом Христовым хочет стыдить тебя «род прелюбодейный и грешный», да не будешь постыжден «пред Ангелами Святыми, пред Сыном человеческим во славе Его, и пред Отцем Его небесным», но да внидешь во славу Того, Которому подобает слава во веки. Аминь.


Источник: https://azbyka.ru/

(2076)

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *