Архиепископ Казанский и Чистопольский Сергий (Королев, 1881–1952): Значение и сила слова


Архиепископ Казанский и Чистопольский Сергий
(Королев, 1881–1952)

Значение и сила слова

(проповедь)

Общение наше главным образом происходит через слово, и не безразличен образ этого общения. Наше слово есть отображение воплотившегося Слова. Господь сказал: «Да будет свет». И невидимое через слово приняло свое бытие. Слово являет величайшую силу в мире. «Словом Господним небеса утвердишася и духом уст Его вся сила их» (Пс. 32, 6). И в нас через слово является скрытое, сокровенное делается явным. С какой осторожностью надо употреблять слово. Как важно, чтобы наше слово имело атмосферу добра. Общением через слово мы ищем для себя блага, хотим иметь его в себе. Слово, имеющее в своем исхождении благо, осветляет нам нашу жизнь. Если в беседе благое слово имело силу, то после беседы у нас надолго остается хорошее чувство чего-то ценного, общего нам божеского. Слово должно сближать нас, вносить единение, а не разложение и разделение. Слово, попадающее в резонирующую среду, производит величайшее действие, которое имеет громадное значение во всем строе нашей жизни. Но мы пребываем в состоянии греховности. Наше слово ослабляется нашей греховностью и не приходит в жизнь полным звуком. Только отсеянное от греха слово является в полной силе, так как оно соединено тогда со Словом, сотворившим мир. Наше слово, исходя из тайников нашей души, неослабленное в своем исхождении греховностью, в силе потенциального добра, находящегося в нас, попадая во вне, несет в себе добро и свет, поскольку оно соединено с Источником света Богом-Словом. Оно воплощается.

Расточая слова без всякого внимания к ним, мы и не думаем, что слова эти, восходящие до неба и уходящие в вечность, могут нести разделение и разложение в семье, в обществе, в мире. Собравшись, в беседе мы обыкновенно начинаем с суждения о чем-либо и быстро переходим в осуждение, не считая даже это за грех. Осуждение – язва, разлагающая нашу жизнь. Осуждение разделяет нас, отталкивает друг от друга, а с разделением происходит разложение того хорошего, что в нас есть. Слово должно творить нашу жизнь, собирать добро, сближать нас, вносить единение, а не разделение, разложение и смерть. И как важно, чтобы слово, отображение Логоса на земле, несло нам свет и радость бытия среди атмосферы вражды и разделения, в которых мы живем. Мы часто словом приписываем людям то, чего в них нет, подозреваем их в том, чего даже и не существует на самом деле. Такое пользование словом сеет между нами только разделение. Благое слово, попадая в среду, где находит себе отзвук, производит величайший переворот в этой среде, двигает горами. Мы видим это постоянно в истории всего человечества.

Наше общение в слове не безразлично. Слово имеет вечность, и наши слова не пропадают так себе, а уходят в вечность. Надо так пользоваться словом, чтобы не ответить за него в день судный, ибо сказано: «Яко всякое слово праздное, еже аще рекут человецы, воздадят о нем слово в день судный» (Мф. 12, 36). Надо, чтобы слово не осудило нас в день судный. «Не Я буду судить, а слово», – сказал Господь (Ин. 12, 48).

Свет пришел на землю, а мы не замечаем его. Добро не суммировано в нас. Несконцентрированное добро не светит нам. И мы не замечаем той силы, которой оно обладает. Нам нужно в общении друг с другом искать общности, отсеивая все, отделяющее нас друг от друга. Найдя друг в друге общее нам Божеское, мы радуемся, а что касается до греховности в людях, то придет Господь судить и Сам отсеет греховное и воздаст каждому по делам его. Не внешний суд будет, а суд мы себе сами произносим, живя и греша на этой земле. Господь сказал: «Я пришел не судить мир, но спасти мир» (Ин. 12, 47). Надо стараться не судить. Мы должны искать блага на этой земле. Царство Божие – свет и радость – здесь, около нас и в нас самих. Только надо вести борьбу со своими страстями, с той тьмой, которую нагоняет лукавый в наше сердце. Борьбой с грехом мы помогаем Господу утвердить Его Царство в нашем сердце, а через нас и на земле.

Трудно бороться с грехом. Самолюбие, осуждение, раздражение, гордость – это все колючки, которые колят и нас самих, и окружающих нас. Надо эти колючки вынимать, что делает тоже больно. Крест это. Зато, перестроив свое сердце, дав там место Господу, мы ощущаем радость. Свет от Бога освещает тогда сердце наше. Недаром поется: «Крестом радость всему миру». Поднятый крест ведет к воцарению Царства Божия на земле, благобытию, к славе Божией. Усилия в преодолении нашей греховности и есть распинание нас со страстями и похотями. Это и есть крест, которого мы все так боимся. Конечно, в кресте есть тяжесть, и Сам Христос падал под тяжестью Креста, но через крест видится и радость воскресения: идея воскресения есть идея торжествующей силы добра. Через преодоление греха наступает наше воскресение: «Иисусе Воскресший, воскреси души наша».

Беседуя, мы часто впадаем в осуждение, а о добре мы стыдимся говорить. «Еще осмеют». Ну что же: за Христа можно и претерпеть. Зло боится доброго слова и высмеивает его. Доброе наше слово есть сила творящая, так как ему свойственна та творящая сила, которой обладает Бог Слово. Словом, как Божественной силой, преодолевается возникающее зло. Слово есть и в молчании: это внутренее слово. Слово, даже несказанное, имеет силу. Часто доброе слово проходит пласт осмеивания и несочувствия, но этого бояться нечего. Оно проходит через этот пласт и всходит, как зерно. Чтобы сделать всход, зерно Божественной силой, сообщенной Творцом, преодолевает пласт земли, лезет и дает росток. Так и доброе слово имеет творческое начало. «Им же вся быша».

Не бойтесь сказать доброе слово. Слово, попав на добрую почву, может воплотиться в действие и принести богатейший плод. Если к слову приражается лукавый, оно теряет свою силу. Мы обессилили могущественность слова, впустив в него смерть. И слово вместо правды несет нам разделение, небытие, смерть. Не отразив лукавого, я внес словом разделение, и оно пойдет туда на суд в судный день.

В момент рождения внутреннего слова надо обращаться к Богу за помощью. Обращением к Богу мы низводим с неба свет, и он входит внутрь нас, и тогда рождающееся слово несет свет в мир и в момент рождения является творческим и объединяющим.

Тьма боится света. Исподтишка, усмешкой ослабляется наша воля. Мы боимся проявить себя, сказать доброе слово, а лукавый радуется и обнаруживает свое действие и наше бессилие. Полнота энергии добра задернута боязнью усмешки. Наша задача сказать: мы отрицаем силу зла и верим в добро.

Человек все чего-то дожидается. Нам теперь нечего ждать, а надо действовать. Нечего говорить: «Я не воин». Ты воин с теми доспехами, которые имеешь. Надо стараться сказать хорошее слово, доброе. Это миссия, которую Господь дает каждому человеку. Добро дерзновенно. Хорошее слово, несущее добро, в сродных душах вызывает свет, в темных – обличает темноту. Грех несет нам призрачную жизнь. Добро – реальную жизнь, уходящую в вечность. И слово доброе является камнем той обители, которую уготовляет нам Сам Господь, как Он уготовал обитель разбойника во едином часе. Доброе слово несет нам с собой благо и радость в этой жизни, в будущей же вечной жизни даст нам блаженство лицезрения Бога.

Как зерно в притче о сеятеле, так и доброе слово, упав на добрую землю, даст плод – иной в тридцать, иной в шестьдесят и иной в сто крат.

Православная газета  (Екатеринбург) №22 (775)

9 июня 2014г.


Источник: http://orthodox-newspaper.ru/numbers/at54076


ЖИТИЕ

Архиепископ Сергий (Королев)

Архиепископ  Казанский и Чистопольский  Сергий (в миру Королев Аркадий Дмитриевич) родился 18 января 1881 года в Москве на улице Большая Пресня в купеческой семье. Ему едва исполнилось три месяца, когда умер отец и все заботы о воспитании детей легли на плечи его матери Марии Алексеевны. Раннее детство Аркадия прошло в Москве, а затем семейство Королевых поселилось в усадьбе близ деревни Обольяново Дмитровского уезда. Рядом находился Спасо-Влахернский женский монастырь в селе Деденево Дмитровского уезда, основанный в 1861 году. Аркадий посещал церковно-приходскую школу в селе Никольское-Горушки и церковь Спасо-Влахернского монастыря, где, по его словам, служил «прекрасный священник и причт» и совершалось благолепное богослужение.

По окончании начальной школы необходимо было продолжать образование. Но семья нуждалась, дорого-стоящее обучение в гимназии или реальном училище было недоступно. Зять Егор Егорович Каменев (у него Аркадий учился в церковно-приходской школе) помог определиться в Дмитровское духовное училище. Поступление в 1896 году в Вифанскую духовную семинарию было для будущего архипастыря уже сознательным шагом. В 1902 году Аркадий поступил на казенный кошт в Московскую духовную академию.

Сам он вспоминал, что большое впечатление на него во время обучения в академии произвел тогдашний ректор Санкт-Петербургской духовной академии и будущий Патриарх Сергий (Страгородский). Еще один будущий Патриарх, Алексий (Симанский), был старшим товарищем Аркадия по академии, учился на два курса старше, оба будущих архипастыря были знакомы. Среди старших товарищей по академии оказался и Серафим (Остроумов), сыгравший большую роль в судьбе Королева. На одном курсе с Аркадием учился Тихон (Тихомиров), сын известного православного публициста Льва Тихомирова, будущий архиерей и исповедник. Обучение Аркадия на двух старших курсах пришлось на годы первой Российской революции. Московскую академию волнения сотрясали намного сильнее, чем Казанскую. Фактически, второй семестр 1904/05 и первый семестр 1905/06 учебных годов студенты не учились. В многочисленных студенческих собраниях, митингах, подписаниях петиций Аркадий не участвовал.

В 1906 году Аркадий Королев закончил обучение в Московской духовной академии, но кандидатского сочинения не представил и был выпущен действительным студентом. Летом 1906 года он отправился погостить к отцу Серафиму (Остроумову), который был в это время архимандритом и наместником Яблочинского монастыря св. Онуфрия в Холмской епархии.Встреча с отцом Серафимом и епископом Холмским и Люблинским Евлогием (Георгиевским), который стал наставником и духовным отцом Аркадия, определила путь дальнейшего служения: он пожелал остаться в Яблочинском монастыре. Деятельность монастыря в крае со сложным положением имела миссионерский характер, в нем действовали школа псаломщиков и второклассная церковно-учительская школа.Первым послушанием Аркадия стало преподавание Закона Божия в обеих школах. 20 июня 1907 года епископ Евлогий постриг его в монашество. В 1908 году он был рукоположен во иеромонаха, назначен наместником монастыря и заведующим школой псаломщиков, а в 1914 году был возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Яблочинской обители.

В 1916 году из-за немецкого наступления монастырь был эвакуирован. Отец Сергий вместе с другими монашествующими выехал в Москву, где разместился в знаменитой Марфо-Мариинской обители. В 1917 году он находился в городе Кобеляки Полтавской губернии. Здесь он и встретил обе революции 1917 года, провозглашение независимой Украины, Брестский мир и оккупацию Украины немцами. В ноябре 1918 года, после капитуляции Германии и окончания Первой мировой войны, ситуация вновь резко изменилась. Яблочинский монастырь оказался на территории вновь созданного Польского государства, а Полтавская губерния, как и вся Украина, стала ареной ожесточенной гражданской войны между всеми – красными, белыми, петлюровцами, махновцами. В июне 1919 года отец Сергий пересек польскую границу, в Ковеле был арестован польскими властями и лишь через три месяца, 17 сентября 1919 года, вернулся в разоренный Яблочинский монастырь, где с немногочисленной братией стал восстанавливать нормальную жизнь обители.

25 апреля 1920 года началась война между Польшей и советской Россией. Во второй половине августа, когда Первая конная армия Буденного и другие части Красной армии совершили знаменитый бросок на Варшаву, Яблочинский монастырь ненадолго оказался на территории, контролируемой большевиками, но уже к 25 августа поляки отбросили красных к Бресту. К моменту подписания перемирия 12 октября 1920 года здесь вновь были поляки, но линия фронта пролегала лишь в нескольких километрах от монастыря.

В разгар военных действий, осенью 1920 года, указом Святейшего Патриарха Тихона отец Сергий Королев был назначен епископом Бельским с возложением на него временного управления Холмской епархией. 17 апреля 1921 года в соборе виленского Свято-Духовского монастыря состоялась его архиерейская хиротония, которую совершил архиепископ Елевферий (Богоявленский), возглавлявший приходы в Польше, оставшиеся верными Патриарху Тихону. Но владыка Сергий не смог исполнить возложенное на него послушание. Польские власти не признали его хиротонию действительной, и он был вынужден оставаться в своем монастыре. Тем временем обстановка накалялась, и государство пошло на открытое вмешательство в церковные дела. Иерархи, не согласные с созданием Польской автокефальной Православной Церкви и не имевшие польского гражданства, были подвергнуты высылке. Архиепископ Елевферий (Богоявленский) оказался в соседней Литве, а епископа Сергия арестовали и в апреле 1922 года вывезли в Чехословакию.

В столице Чехословакии Праге в это время действовала одна церковь, находившаяся в ведении Московской Патриархии, – Никольская на Старом Мясте. Приехав в Прагу без денег и знакомых, преосвященный Сергий добрался до храма. Случайный прохожий отвел его к русским эмигрантам. Вскоре духовный отец епископа Сергия, митрополит Евлогий, временно управляющий западноевропейскими приходами Московской Патриархии, назначил владыку Сергия епископом Пражским и своим викарием в Чехословакии, Австрии и Венгрии.

В 1924-25 годах усилиями владыки Сергия, при поддержке премьер-министра Чехословакии Карела Крамаржа и его русской супруги Надежды Николаевны, на русском участке кладбища в Ольшанах был построен еще один храм, в честь Успения Пресвятой Богородицы.

События, происходившие в России после смерти патриарха Тихона, изменили каноническую подчиненность и самого епископа Сергия Пражского. В Европе многие духовные лица и прихожане, ранее сохранявшие лояльность Московской Патриархии и не принимавшие явно раздорнической позиции РПЦЗ, негативно встретили приход к руководству Церковью митрополита Сергия (Страгородского), а позже и его известную Декларацию 1927 года. Владыка Сергий (Королев), который с юношеских лет почитал митрополита Сергия (Страгородского), не высказывал своего отношения к этим событиям. Но его духовный отец и митрополит Евлогий отказался подчиняться митрополиту Сергию, 10 июня 1930 года был уволен им от управления русскими церквами в Западной Европе и запрещен в священнослужении.

В 1931 году митрополит Евлогий ушел в юрисдикцию Константинопольской патриархии, за ним последовало и большинство ранее подчинявшегося Московской Патриархии духовенства и прихожан. Среди них оказался и владыка Сергий со всей своей паствой. Епископ Сергий использовал уставное богослужение как сильнейшее миссионерское средство. Кроме воскресных и праздничных дней он служил каждую среду и пятницу. Не имея вокруг себя многочисленного духовенства, он с помощью одних юных прислужников создавал торжественные архиерейские службы.

До 1938 года преосвященный Сергий довольно часто покидал Прагу, он бывал в Париже и в Берлине, в Хельсинки и Стокгольме. Духовные дети появились у него не только в Чехословакии, но и в Эстонии, где он бывал в Псково-Печерском монастыре и в Таллине и Нарве. Почитатели владыки Сергия, пражские интеллигенты, посетившие вместе с ним Эстонию, открыли в нем еще один удививший их талант – умение говорить с простыми русскими людьми и православными эстонцами – рыбаками, крестьянами, торговцами на базаре – и на духовные, и на житейские темы.

В результате так называемого Мюнхенского сговора близорукие руководители Англии (Чемберлен) и Франции (Даладье) предали Чехословакию, и в марте 1939-го немецкие войска вошли в Прагу. Чехия была переименована в «Протекторат Богемии и Моравии», управляемый оккупационными немецкими властями, а Словакия, где у владыки Сергия тоже было немало духовных детей, стала формально независимым государством с марионеточным прогитлеровским правительством. Многие прихожане владыки Сергия оказались в концентрационных лагерях, а сам он снова оказался лицом к лицу с беспощадной госу-дарственной машиной.

По отношению к православным позиция немецких властей была жесткой. В Германской империи могла существовать только одна православная иерархия – Германская епархия Русской Православной Церкви Заграницей во главе с митрополитом Серафимом (Ляде). С благословения митрополита Евлогия 3 ноября 1939 года епископ Сергий заключил с митрополитом Серафимом соглашение. «Евлогиане» сохранили самоуправление и лишь формально подчинялись Германской епархии. С началом немецкой оккупации для владыки началось время скорби и исповедничества, которое продлилось до самой смерти святителя. Он защищал гонимых и укрывал у себя бежавших из немецких концлагерей, это могло стоить ему жизни.

В России положение Церкви изменилось. Советское руководство стало активно эксплуатировать патриотические ценности и было вынуждено пойти на смягчение гонений. Храмы возвращались верующим, было восстановлено патриаршество, и Патриархом Московским и всея Руси стал митрополит Сергий (Страгородский), с молодости почитаемый епископом Сергием. Гитлеровцы настаивали на признании этого акта незаконным. 21 октября 1943 года в Вене состоялось совещание зарубежных иерархов во главе с предстоятелем Зарубежной Церкви митрополитом Анастасием. Был там и владыка Сергий. Итогом совещания стало подписание декларации, провозгласившей избрание Московского Патриарха не соответствующим церковным канонам. Владыка не подписывал декларацию, но в тексте, опубликованном в газетах, стояла и его подпись.

Между тем наступил перелом в войне. Советская армия рвалась в Европу. Многие жители оккупированных областей уходили вслед за отступающими немецкими частями, боясь преследований со стороны коммунистов. Прагу наводнила волна русских беженцев, и всех их утешал епископ Сергий. Когда немцы отошли за Карпаты, возникла угроза и русским эмигрантам первой волны. Владыка не соглашался покинуть свою кафедру. Пасхальные майские дни сорок пятого прошли в суматохе боев. Был серьезно поврежден Никольский собор, и центр богослужебной жизни переместился в Успенскую церковь на Ольшанском кладбище.

После окончания войны все православные общины на территории Чехословакии, как входившие в юрисдикцию митрополита Евлогия, так и Чешской епархии Сербской Православной Церкви, воссоединились с Русской Православной Церковью. Архиепископ Фотий (Топиро), по поручению патриарха Алексия совершивший в октябре 1945 поездку по европейским странам, встречался с владыкой Сергием уже как с епископом Московского Патриархата. Постановлением Синода от 2 апреля 1946 года архиепископом Пражским и Чешским был назначен архиепископ Елевферий (Богоявленский). Владыка Сергий (Королев) освобождался от управления русскими приходами в Чехословакии и был оставлен настоятелем прихода в Праге. 17 апреля 1946 года, ко дню двадцатипятилетия епископской хиротонии, владыка Сергий указом патриарха Алексия (Симанского) был возведен в сан архиепископа. Он продолжал служить в Успенской церкви на Ольшанском кладбище, потому что Никольский собор новые чехословацкие власти так и не вернули.

В июне 1946 года владыка Сергий (Королев) был назначен архиепископом Венским, викарием Западно-Европейского экзархата.

21 октября 1946 года он был назначен экзархом вновь созданного Средне-Европейского экзархата. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 мая 1947 года архиепископ Сергий (Королев) получил советское гражданство. В советском паспорте владыка именовался не монашеским и не мирским, а смешанным именем – «Сергий Дмитриевич Королев». Епископ Венский Сергий дважды побывал в СССР. В первый раз он пробыл в Москве и Троице-Сергиевой Лавре с 21 по 24 октября 1947 года, во время этой поездки посетил и Ленинград. По итогам этой поездки была опубликована статья, которая производит сложное впечатление. Органы надзора за Церковью восприняли эту статью как обозначение лояльности владыки Сергия к советскому режиму. Но текст выглядит очень выверенным – владыка не мог себе позволить ни одного слова критики советских порядков и положения Церкви в СССР, но не хотел в политических целях рекламировать советскую политику. Он пишет о том, что храмы в Москве и Ленинграде полны людьми (при этом подразумевалось, что храмов слишком мало), ужасается разрушениям военного времени, восхищается зданиями московских и ленинградских театров, хорошим исполнением классической музыки по радио.

Второй раз владыка Сергий побывал в Москве в июле 1948 года, во главе делегации Средне-Европейского экзархата на праздновании пятисотлетия автокефалии Русской Православной Церкви.

16 ноября 1948 года Средне-Европейский экзархат был упразднен, а владыка Сергий был назначен архиепископом Берлинским и Германским.

26 сентября 1950 года владыка Сергий был назначен в Россию, архиепископом Казанским и Чистопольским. Прибыв в столицу Советской Татарии 30 октября 1950 года, он совершил первое архиерейское богослужение в кафедральном Никольском соборе на улице Баумана. Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви Клочков докладывал о его деятельности: «Архиепископ Сергий никаких особых мероприятий не провел, но он ввел в казанских городских церквях ежедневную службу. Ежедневно их посещает и часто служит сам. Этим он достиг того, что верующих стало больше ходить в церковь, и поднял свой авторитет».

С середины сороковых годов до перестройки в Казани действовало всего три храма: Никольский Собор, составляющий один комп-лекс со старинной Покров-ской церковью; храм на Арском кладбище, где богослужение не прекращалось в самые лютые времена, и церковь Казанской иконы Божией Матери в пригородном селе Царицыно. Владыка Сергий внес в богослужебную жизнь Казани свойственный ему творческий дух. Несмотря на преклонный возраст и слабое здоровье, он исправно выстаивал все службы и подолгу прикладывал прихожан ко кресту, давая при этом духовные наставления. Люди, служившие с ним, вспоминают, как при нем само собой прекращалось праздное хождение по алтарю и просто совестно было вести лишние разговоры. При этом все его замечания священнослужителям носили исключительно доброжелательный характер и были сопряжены с молитвой о них. Он ввел ежедневное служение молебнов Богородице после Литургии и обязательное пение акафиста в честь Ее Казанской иконы на воскресной вечерне. Последняя традиция прочно укоренилась в богослужебной жизни Казани и сохраняется до наших дней. Кроме того, Владыка украсил древний список с Казанской иконы, находящийся в кладбищенской церкви, девятью лампадами и опубликовал в «Журнале Московской Патриархии» статью, посвященную истории Казанского образа.

Он жил в двухэтажном доме епархиального управления. Свою комнату все время украшал цветами и молодыми ветками. Любил по вечерам гулять по казанским улицам. Во время прогулок владыка подмечал, где люди живут бедно, у кого требует ремонта дом, а потом старался помочь им. Люди, знавшие его, отмечают, что он никого не баловал подачками, но помогал именно тем, кому это было нужно, а на такую помощь порой уходил весь его архиерейский доход.

В январе 1952 года владыка Сергий заболел. Он никому не рассказывал о своих страшных болях, но с этого времени люди стали замечать, что архипастырь выглядит все хуже. На четвертой неделе Великого Поста последовал неутешительный диагноз – рак . 3 мая он перенес операцию в одной из московских клиник, а 27 мая выехал в Одессу, где находился до середины июля. На обратном пути в Казань он посетил Москву и Подмосковье, где провел свое детство.

18 декабря ночью Владыка скончался. Секретарь Казанского епархиального управления протоиерей Николай Евтропов пытался добиться от властей разрешения на торжественный перенос тела владыки из дома на улице Лесгафта в церковь Ярославских Чудотворцев (около километра), но в этом было категорически отказано. Тело владыки привезли в храм на грузовике. Прощание проходило с 18 по 21 декабря, кладбищенский храм посетили тысячи казанцев и жителей других городов и сел Татарии. 22 декабря состоялось отпевание; Архиепископ Сергий был похоронен за алтарем храма.


Источник: Православная электронная библиотека

(151)

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *