Протоиерей Владимир Долгих о втором дне Покаянного канона.
Канон свят. Андрея Критского полон образов и событий Священной истории. Это не просто отвлеченные аллегории, каждое из них переживалось святителем, как свое собственное, каждое действие Бога в них воспринималось как имеющее прямое отношение к делу спасения. В этом заключается удивительное богатство Великого покаянного канона.
Я не берусь разбирать все упоминаемые имена, эту информацию несложно найти в сети, но постараюсь просто поделиться теми размышлениями, которые «всплывают» в голове по ходу движения глаз в тексте. Прошлый раз я сказал о светлой печали покаянного пути, теперь же хотел бы усугубить тему покаяния. Канон это все-таки «камертон», задающий тон всей Четыредесятницы, потому как мы начнем пост, так и «поплывем» дальше.
Практически вся первая песнь второй части затрагивает преступление Каина. Естественно, что именно с ним, а не с Авелем, сравнивает себя свят. Андрей, так должны и мы мыслить о себе. Если нам покажется, что первопричина греха лежит в Адаме и Еве, что мы только пожинаем горькие плоды их преступления, а сами является лишь жертвой, то пусть образ Каина отрезвит нас. Его никто не заставлял убивать брата, это было его свободное действие, тем более что убийств до этого человек еще не знал. Да, убийство – явилось следствием греховной испорченности, но и Авель унаследовал точно такую же склонность, однако, тем не менее, не реализовал ее. Потому мы, ничуть не лучше, а во многом и хуже Каина: «Превзойдя Каиново убийство, сознательным произволением, через оживление греховной плоти, я сделался убийцею души, вооружившись против нее злыми моими делами», – поет свят. Андрей. Мы знаем, что самоубийство – тягчайший грех, чуть ли «экспрессом» влекущий душу в погибель, но не схожи ли мы с самоубийцами, когда осознанно продолжаем «убивать» себя, но только уже не во временной жизни, а в вечности?
Читать далее Покаянный канон. День второй: попрание естества
(101)