Церковное пение, церковная музыка очень сильно отличаются от того, что каждый из нас слушает на досуге, и речь здесь не только о содержании текстов.
С самых первых веков христианства церковное пение было формой проповеди, а потому несло в себе и богословские основания. Владимир Николаевич Лосский пишет, что разговор о музыке по отношению к богословию, на первый взгляд, может показаться парадоксальным, ведь музыку мы привыкли относить к сфере ремесла, техники и, конечно же, искусства. Если мы сосредоточимся на содержании церковных песнопений, то уйдем сугубо в область богословия безотносительно к той форме, в которой оно выражается, т. е. богослужебные тексты можно рассмотреть как любой трактат. Мы ни в коем случае не отвергаем важность литургических текстов, но, как писал известный исследователь церковного пения И. А. Гарднер, в богослужении можно выделить три составляющих: слово (т. е. собственно текст), чин и музыкальный элемент, на котором мы и остановимся.
В одном из своих воспоминаний наш современник, митрополит Тверской и Кашинский Амвросий как-то отметил: «Церковное пение захватило меня с самого начала пути. Оно увлекло и научило полюбить службу и молитву… Пение! Церковное пение! Оно было и, уверен, остается для многих самым мощным и убедительным словом Церкви». Что такого, качественно иного, было в этом пении? Почему одну музыку мы называем богослужебной, а другую нет? Где тот самый критерий, позволяющий нам проводить эту грань?
Читать далее Протоиерей Владимир Долгих: Богословие музыки, или Чего мы не знаем о церковном пении?
(53)
