---

Патриаршее служение в праздник Казанской иконы Божией Матери в Успенском соборе Московского Кремля. Фото: Олег Варов / foto.patriarchia.ru

О любви к малой Родине

Еще раз хотел бы подчеркнуть, что знание местной культуры, любовь к своему дому, любовь к городу или к деревне, в которой ты родился и вырос, – это и есть то, с чего начинается любовь к Родине. Поэтому краеведение – не просто предмет, который помогает узнать о месте, где ты живешь, но это предмет, который способен укрепить любовь человека к малой Родине. А с любви к малой Родине начинается и любовь к Родине большой.

Для воспитательной деятельности очень важно непосредственное знакомство учащихся, студентов с культурно-историческим наследием своего края, которое достигается не только чтением книг или слушанием лекций, – у детей и молодежи должна быть возможность посещать памятные места. Представляется чрезвычайно значимым реальное соприкосновение с прошлым через изучение памятников культуры.

В связи с этим я хотел бы сказать о чем-то очень грустном. Вы знаете, как мало памятников у нас сохранилось. Войны прошли по нашей земле, как ни по одной другой европейской стране. Когда летишь над ближним Подмосковьем и над прилегающими к Московской области районами, постоянно видишь заброшенные деревни. Люди там уже не живут, и единственное, что связывает с прошлым, единственное, что относится к памятникам архитектуры и культуры, это деревенские храмы. Но если бы вы видели, в каком состоянии находятся многие из них! Если не прилагать усилий, если не рассматривать реставрацию этих памятников как одну из первостепенных задач, но откладывать ее на последующие времена, когда, мол, немножко разбогатеем, – то у нас не останется и этих памятников. Мы попросту превратимся в выжженную землю, и мало что будет напоминать о нашем прошлом. Как же мы хотим воспитывать национальное самосознание, укреплять связь времен в умах молодежи? Ведь нужно что-то показывать, о чем-то рассказывать, а уже сейчас показывать почти нечего, и то, что стоит, находится в руинированном состоянии. Мы подсчитали, что более 4000 храмов сегодня нуждаются в срочном ремонте или по крайней мере в консервации – с тем чтобы они не превратились в руины в ближайшие 5–7 лет.

Если же говорить о том, что меня радует, в том числе в связи с восстановлением наших древних памятников, то это волонтерское движение. Я был поражен, познакомившись с совершенно неформальным, никем не организованным сверху, а развившимся с низовой инициативы молодежным движением, которое названо «Общее дело». Молодые люди сами собирают деньги, сами отправляются в далекие края, в том числе в Архангельскую область, где в тяжелейшем положении находятся наши старинные храмы, шедевры деревянного зодчества. Например, вы знаете, что один из самых замечательных таких памятников – деревянная церковь в Каргополе – сгорел дотла на глазах людей. Так вот, молодежь в свое свободное время на свои деньги отправляется в экспедиции и восстанавливают эти храмы. Дай Бог, чтобы такие молодежные и, может быть, не только молодежные волонтерские группы помогали нам восстановить все то, что еще сохранилось, потому что речь идет не просто о музейных экспонатах – речь идет о нашей истории, речь идет о том, как мы, люди XXI века, относимся к прошлому. И если мы хотим, чтобы наши потомки относились с вниманием ко всему, что мы делали, говорили, творили, то мы должны проявить заботу о сохранении того, что героически совершали наши предки.

Из выступления на пленарном заседании
II съезда Общества русской словесности,
Москва, 6 ноября 2019 года

О служении в Смоленске

Радуюсь также тому, что сегодня в этом соборе присутствуют представители Смоленской митрополии во главе с владыкой митрополитом Исидором. Смоленску были отданы более 20 лет моей жизни. И это не просто запись в биографии – это огромная часть моей жизни. В свое время, будучи человеком, достаточно авторитетным в московских и петербургских кругах, я в одночасье был отправлен в Смоленск – как человек, вызывавший сомнения у тогдашней власти. Власть была не готова к тому, чтобы я продолжал свое служение в Петербурге, в Москве или за рубежом, и мне был дан Смоленский удел, в то время – беднейшая епархия Русской Православной Церкви. Но когда я взошел под своды смоленского собора – об этом я уже неоднократно говорил, потому что это одно из самых сильных воспоминаний в моей жизни, – какую силу Божественной благодати я почувствовал! А потом, приложившись к чудотворному образу, я понял, что совсем не случайно Господь привел меня в город Смоленск, отлучив от столичного и иностранного делания. Там, в смоленской глубинке, где к приходам, которые я посещал как правящий архиерей, порой нужно было двигаться по колено в грязи, в резиновых сапогах, я и почувствовал глубину нашей веры, силу веры простого русского народа. Это был колоссальный опыт, который во многом помог мне справляться с искушениями, поневоле возникающими на Патриаршей кафедре.

Из слова после Литургии
в Успенском соборе Московского Кремля
в праздник Казанской иконы Божией Матери,
4 ноября 2019 года.

О неизбежности страданий и умении их разделять со страдающими

Сегодня мы слышали евангельскую притчу о богаче и нищем Лазаре. Она говорит об участи людей после смерти, открывая закон Божественного воздаяния: Ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь – злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь (Лк. 16: 25). Отсюда следует и закон духовной жизни: на пути к спасению невозможно избежать скорби. Не потому, что христианство – религия пессимизма, в чем часто упрекали нас секулярные и атеистические философы. Но потому, что без страданий не совершается глубокое, подлинное осознание самого себя, а значит, не открывается путь к совершенству. Человек более всего познает себя, свои возможности, слабости и силу, когда сталкивается со страданиями.

Любой земной человеческий опыт требует усилий. Опыт в искусстве или ремесле приходит ценою долгого труда, многих проб и ошибок. А из житий святых мы знаем, что опыт в духовной жизни получить намного сложнее, он требует еще больших усилий и жертв. Потому что реальность вечной жизни – это опыт совершенно иного бытия, к которому трудно быть готовым.

Если человек готов к этой новой жизни, он переходит в нее с легкостью: Умер нищий и отнесен был ангелами на лоно Авраамово. А если не готов, то будущее встречает его внезапно и безжалостно – разверстой могилой, и больше о его судьбе сказать нечего: Умер и богач, и похоронили его (Лк. 16: 22).

Богач из евангельской притчи выглядит не таким уж плохим человеком. Его волнует судьба братьев, оставшихся в земном мире. Он не был заносчив, знал по имени безвестного нищего, лежавшего у его дворца; возможно, даже подавал ему какие-то крохи со своего стола. Но его никак не смущало, что рядом с его благополучием и житейским счастьем всегда оставалось место для чужого горя и нужды.

Богач был уверен, что можно всю жизнь прожить в довольстве и комфорте – и угодить Богу. И теперь ему кажется, что религия «плохо его информировала», что люди живут одним днем и не верят в вечную жизнь лишь потому, что им неубедительно об этом рассказали. Дескать, воскреснет Лазарь, расскажет людям о загробной жизни, и тогда они убоятся Бога, и вместо черствости и равнодушия в них проснутся любовь и сострадание к ближнему.

Богач из притчи не хочет понять, что любви и пониманию чужой боли нужно долго учиться. Что невозможно разделить страдания другого человека, если ты сам никогда их не испытывал. И что отказ от земных трудностей, желание жить в постоянном комфорте и потреблять – это сознательный выбор эгоизма, насилия и жестокости. Человек, сделавший такой выбор, глух к своей совести и чужим страданиям, он глух к голосу Писания и свидетельствам чудес: Если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят (Лк. 16: 31).

Из слова после Литургии
в храме Христа Спасителя
с участием делегации Архиепископии
западноевропейских приходов русской традиции,
3 ноября 2019 года

(92)